Сергей Зубатов

Социализм в отдельно взятой стране
или национал-социализм?

Штрихи к портрету сталинизма

Идея классификации сталинизма как разновидности фашизма приобрела в сегодняшнем мире такую популярность, что выступая против неё человек рискует навлечь на себя нападки практически со всех сторон, из диаметрально противоположных точек политического спектра. Тем не менее мне всё же хотелось бы вернуться к вопросу, вынесенному в заглавие. Действительно ли социализм в отдельно взятой стране тождественен национал-социализму? Но прежде чем ответить на этот вопрос (и ответить отрицательно) нам следует выслушать тех, кто уверенно отвечает на него положительно. Начнём с противников сталинизма.

Наиболее тверды в своей антисталинской позиции конечно же г-да «демократы» - сторонники «свободы», рынка, капитализма и всех прочих «общечеловеческих ценностей». Сталин для них если чем и отличался от Гитлера, то лишь тем, что он - ещё хуже: покусился даже на то, на что фюрер не решился - на частную собственность. С другой стороны, не намного отстают от них и р-р-революционные троцкисты, для которых Советский Союз - это полностью предавшее идеалы социализма тоталитарное бюрократическое государство в котором всех истинных коммунистов пересажали-перестреляли ещё в тридцатые годы, в точности как в Тысячелетнем Рейхе. Трогательное единомыслие среди, казалось бы, непримиримых противников.

Перейдём к сторонникам сталинизма. А чтобы не ошибиться, обратимся за информацией на сайт «За Сталина!» (stalinism.newmail.ru), имеющий «зеркала» как в России так и на Западе и ставший чем-то вроде официального сайта памяти И.В.Сталина - на него, как на авторитеный источник информации, ссылаются практически все, от издания РКСМ(б) «Коммунист.RU» (communist.ru) до «Би-би-си» . И что же мы читаем в опубликованной там краткой биографии Иосифа Виссарионовича? Ровно следующее:

Народ понял, что вопрос о «социализме в одной стране» - не отвлеченно-схоластическая проблема, но совпадает по своей сути с животрепещущим вопросом о национально-государственном выживании Советского Союза и всех его народов. Под руководством Сталина в кратчайшие сроки была осуществлена индустриализация страны.

1937 год беспощадно смел с политической сцены примазавшихся к великой народной революции карьеристов и проходимцев, тех, кто «расказачивал» и «раскулачивал», утверждал «пролетарскую культуру», кто рушил храмы и уничтожал честных беспартийных «спецов», тех, кто хотел «все отнять и поделить», кто грезил о «мировом пожаре», в котором России отведена роль простой «охапки хвороста».

Сталинизм в его философском аспекте, отразил в себе идеологию русского национального социализма [все выделения - как в оригинале] , разработанную патриархом русской социалистической мысли А.И.Герценом и развитую затем в трудах русских революционеров-народников. Позднее концепция русского социализма легла в основу программы партии социалистов-революционеров (эсеров). Разгромленная интернационал-коммунистами при помощи иностранных войск (латышских стрелков) в роковые дни 6-7 июля 1918 года, народническая идея не умерла. Она продолжала жить в многомиллионной массе русского крестьянства. «Термидор» Сталина, происходившего, кстати, из православной крестьянской семьи, стал историческим реваншем русского социализма над чужеродным, привнесенным с Запада марксизмом.

Пришествие Сталина было великой тайной умирающей Империи, каким-то чудом успевшей на излете своей многовековой судьбы найти невозможное, парадоксальное, выходящее за рамки человеческого понимания продолжение. Наследник русских царей явился с отдаленной кавказской окраины, материализовался из персти и праха, поднялся с самых низов архаичного общества. Словно сбылось евангельское пророчество о последних, которых станут первыми. Возможно, впрочем, что с позиций особой, высшей, сверхисторической логики - не могло быть иначе.

Для Сталина власть была неизбежным и необходимым условием для воплощения той колоссальной исторической сверхзадачи, поставленной перед Россией высшими, небесными силами в те дни, когда еще не было ни Рюриковичей, ни славян, ни скифов, когда еще не успела начаться человеческая история. Эта сверхзадача, сокровенная сердцевина небесных предначертаний русской судьбы, стала для Сталина личным политическим проектом. Судьба России стала его личной судьбой.

По всему выходит, что сталинисты вполне солидарны с троцкистами и «демократами» относительно фактической стороны вопроса, разногласия возникают лишь в части моральной оценки сталинизма. (При этом троцкистская позиция выглядит не в пример последовательнее, чем сталинистская, поскольку в первой понятия «хорошо» и «плохо» - универсальны, тогда как во второй - обусловлены национальной принадлежностью оценивающего. По их логике геноссе Гитлер оказывается плох только с нашей точки зрения, с немецкой же он - точно такой же пламенный патриот-государственник, как для нас - Сталин.)

Справедливости ради следует отметить, что автор второй их процитированных выше статей всё же вроде бы пытается откреститься от отождествления режимов СССР и фашистской Германии:

С учетом вышесказанного, систему философских взглядов, на которой основывалась внешнеполитическая доктрина Сталина, можно было бы условно обозначить как русский национально-государственный социализм . Причем, сразу же необходимо провести различие между этой доктриной и немецким национал-социализмом. В отличие от сталинской, доктрина Гитлера базировалась не на общенациональной, а на расистской предпосылке, предусматривающей превосходство германской расы над всеми другими. Ничего подобного ни у русских народников, ни у самого Сталина найти не удастся. В основе русского социализма лежало не этническое происхождение того или иного лица, а принцип гражданства, принадлежность к многонациональному народу России. Другой важной отличительной чертой было то, что в практике нацистской Германии было очень мало чего-либо по-настоящему социалистического. В этом смысле Гитлер заметно уступал даже Муссолини, который все-таки пытался осуществить кое-какие социалистические преобразования.

Но если разобраться, то подобные возражения не выдерживают никакой критики: по существу, единственным отличием сталинизма от гитлеризма оказывается лишь то, что принадлежность к «высшей касте» определяется не по форме черепа, а по наличию паспорта с пропиской. «Принципиальное» отличие, что и говорить... Гораздо важнее в данном пассаже всё же то, что сталинизм упоминается в одном ряду с фашизмом и даже ранжируется относительно различных версий последнего.

Говорят, что Маркс как-то раз в сердцах заявил, что он - не марксист. Как знать, не сказал ли бы и Сталин, что он - не сталинист, воскресни он сегодня и погляди на подобного рода «национал-сталинистов», для которых «социализм в отдельно взятой стране» - это примерно то же самое, что «коммунизм в отдельно взятой квартире», расширенный до границ бывшего «единого и неделимого» (или даже только границ нынешней «эрэфии»).

К счастью, далеко не все сталинисты таковы. Более того, есть, я надеюсь, немало и таких сталинистов, которые вообще не считают «национал-сталинистов» сталинистами, а относятся к ним так, как те и заслуживают - как к самым банальным нацистам лишь прикрывающимся, как фиговым листом, именем Сталина. Есть на свете сталинисты, которые прекрасно понимают, что ошибочность взглядов троцкистов не в том, что у них в области морали плюс каким-то образом перепутался с минусом, а в искажении самой сути исторических фактов. Понимают, что Сталин не был ни патриотом (тем более - русским, что для «лица кавказской национальности» было бы достаточно оригинально), ни противником мировой революции, а Советский Союз никогда не был империей, созданной исключительно в интересах русского (или даже советского) народа. Проблема, однако, в том, что, во-первых, этих настоящих сталинистов практически совсем не слышно, а во-вторых, мало кто из них не делает хоть что-нибудь для того, чтобы твёрдо и бескомпромиссно отмежеваться от «соратников», исповедующих, по-существу, троцкистские взгляды на нашу историю. В результате вместо объективной и взвешенной критики троцкизма из лагеря сталинистов слышены лишь истеричные вопли «За Родину, за Сталина!», плавно переходящие в «Россия превыше всего!», затем «Россия - для русских!» и, наконец, «Бей жидов - спасай Россию!» К вящему удовольствию троцкистов, с нескрываемым злорадством наблюдающих, как противник сам себя дискредитирует.

В связи с чем возникает вопрос: что же всё-таки делать с «национал-сталинистами»? Ответ: гнать поганой метлой. А чтобы душа не болела по поводу этого «раскола», достаточно просто ясно отдавать себе отчёт в том, что они таковы, каковы они есть, не потому, что они сталинисты, а как раз наоборот - они называют себя сталинистами только потому, что верят, будто Сталин и правда был таким же, как они. Или даже всего лишь делают вид, что верят в это, поскольку считают выгодным для себя «приватизировать» имя Сталина. Подобные «сталинисты» - твёрдые и убеждённые враги коммунизма, какими бы красными фразами они не прикрывались. А нет ничего хуже, чем по ошибке принять врага за друга.

Но очистка сталинистского движения от примазавшихся к нему нацистов принесёт и ещё одну, на первый взгляд несколько неожиданную пользу: она неизбежно вызовет аналогичный «раскол» и в стане троцкистов. Как уже было сказано, троцкистская критика сталинизма базируется на извращении исторических фактов, но если на секунду отвлечься от этого фундаментального порока, то обнаружится что во всём остальном она вполне соответствует марксистско-ленинской идеологии. Иными словами, если бы факты и правда были таковы, как их видят троцкисты, то их борьба против Сталина и СССР была бы не только абсолютно оправдана, но и заслуживала всяческой похвалы. Что это означает на практике? Только то, что значительная часть рядовых троцкистов (может быть даже большинство) отнюдь не являются антикоммунистами и их вполне реально перетащить на свою сторону. Отмежевание от «национал-сталинистов» лишит троцкистское руководство основного аргумента в их клевете на сталинизм - того, что сталинисты, якобы, сами признают все выдвигаемые против них обвинения да ещё и пытаются объявить эти пороки добродетелями. Этот двойной «раскол» позволит преодолеть действительный раскол в коммунистическом движении, даст возможность настоящим коммунистам наконец-то объединиться в общей борьбе вместо того, чтобы грызться между собой в угоду размахивающим красными флагами представителям двух разновидностей империализма - классической государственно-монополистической (фашистской) и модернистской либерально-рыночной.

Итак, в чём же основные противоречия троцкизма, делающие его интерпретацию природы политического и экономического строя СССР несостоятельной? Прежде всего - в неистребимой двойственности его отношения к Советскому Союзу, которая совершенно отчётливо проявилась уже в «Преданной революции» Троцкого. Но если во времена написания этой работы подобная амбивалентность ещё могла рассматриваться как вполне оправданная - Сталину-де не удалось пока до конца ликвидировать революционные социалистические завоевания - то сегодня подобные оправдания выглядят уже просто смешно. Это противоречие до какой-то степени удавалось игнорировать во времена расцвета СССР: успехам советского народа противопоставлялись высокий уровень жизни и меры социальной защиты в развитых капстранах, при этом как бы «забывая», почему правящий класс Запада был вынужден пойти на эти уступки и какой степенью эксплуатации рабочих третьего мира достигалось процветание их собратьев в странах Европы и Америки. Но после краха системы социализма, привёдшей к очевидно негативным последствиям во всём мире, включая и первый - сокращению социальных программ, падению уровня жизни, ограничению гражданских свобод и т.п. - игнорировать это противоречие и дальше стновится всё труднее и труднее. Особенно если учесть, что перечисленные негативные процессы только продолжают набирать обороты и даже не думают останавливаться. Спрашивается: как победа сил свободы и демократии над ещё одной фашистской диктатурой могла привести к столь парадоксальным и плачевным последствиям? Ответа на этот вопрос у троцкистов нет и поэтому они вполне способны с утра на чём свет стоит ругать «советский госкапитализм», вечером не менее искренне лить слёзы по кончине «первого в мире государства рабочих и крестьян», а в промежутке - клясться в верности идеям коммунизма перед портретом ярого сталиниста Че Гевары, у которого для троцкистов было одно место - тюрьма.

К этому главному противоречию можно добавить множество других, более конкретных вопросов. К примеру, где потомки наших «диктаторов» прячут награбленные ими у народа миллиарды (или, скорее, с учётом размеров и мощи страны - даже триллионы) долларов? Или как объяснить те огромные цифры по существу безвозмездной помощи практически всем борющимся против мирового капитализма силам, которыми так любили в своё время ужасаться г-да перестройщики? Но, конечно, самый интересный вопрос - это почему же после победы над «фашизмом» страна не расцвела, как райский сад, а скорее превратилась в какую-то помесь помойки с борделем? И на эти вопросы у троцкистов также нет никаких, хотя бы наполовину удовлетворительных ответов, так что волей-неволей приходится усомниться в базовых посылках, на которых их покойный вождь основывал все свои рассуждения. И главная из этих посылок - мнимое противопоставление концепций мировой революции и построения социализма в отдельно взятой стране.

На первый взгляд, противопоставление это кажется достаточно очевидным, так что непонятно даже, что тут вообще можно обсуждать. Но именно эта кажущеяся очевидность как раз и заставляет нас задуматься: а в чём же мы ошибаемся? Ведь если бы всё действительно было так просто, то как объяснить тот странный факт, что руководство партии в своё время поддержало националиста-госкапиталиста Сталина, а не коммуниста-интернационалиста Троцкого? Неужели всё они там были настолько глупы, что были не в состоянии понять очевидных вещей, над которыми мы даже не считаем нужным задумываться? Что-то не верится. Скорее уж следует предположить, что это именно мы проявляем известную степень глупости, не давая себе труда задуматься над тем, что на первый взгляд кажется очевидным.

Что же мы видим при более пристальном рассмотрении? А видим мы, что кроме ВКП(б), оказывается, в те времена существовал ещё и Коминтерн, одной из секцией которого ВКП(б) и являлась. И это именно Коминтерн, а отнюдь не ВКП(б), был партией в собственном смысле этого слова - он строился на принципах демократического централизма и решения его центральных органов были обязательны к исполнению всеми без исключения его членами, вне зависимости от национальности, места проживания или организационной принадлежности к той или иной секции. А провозглашённой целью Коминтерна была не более и не менее как победа пролетарской революции во всех странах мира и создание на нашей планете... Всемирного Союза Социалистических Советских Республик. Который частично - на большей части территории бывшей Российской Империи - был уже создан, со столицей в Москве и «Интернационалом» в качестве гимна.

Иными словами, с точки зрения тогдашних коммунистов лишь одно государственное образование на Земле было в полном смысле этого слова законным - государство мирового пролетариата, СССР, которому принадлежал весь мир, но 5/6 территории которого пока, к сожалению, было оккупировано различными капиталистическими государствами, подлежащими постепенному уничтожению - тогда и теми способами, которые будут признаны наиболее эффективными в складывающихся условиях, от участия в буржуазных парламентах до прямых военных действий. Т.е. в те времена никому (кроме, разве что, самого Троцкого) и в голову не могло бы прийти трактовать идею построения социализма в отдельно взятой стране как отказ от мировой революции. Речь шла не об отказе, а не более чем о выборе дальнейшего пути её реализации: что лучше, продолжать наступать дальше или закрепиться на уже освобождённой территории для перегруппировки сил перед новым наступлением? Разумеется, можно спорить о том, который из путей был правильней (хотя спор этот будет и несколько схоластичным, поскольку предложения Троцкого, в отличие от сталинских, не прошли проверки Историей, а на бумаге у всех всё гладко получается), но при этом надо ясно отдавать себе отчёт в том, что спор этот будет именно о методах , а вовсе не о целях , как то старается сегодня представить сводный хор троцкистов и «национал-сталинистов».

По той же самой причине необосновано (или даже хуже того - контрреволюционно) выгладели в те годы и выдвинутые Троцким обвинения, что Сталин подчинил всю деятельность Коминтерна интересам внешней политики СССР. Ну а каким же ещё интересам он её, спрашивается, должен был подчинить?! Об интересах какого государства должен был печься французский, допустим, коммунист - своего , Всемирного Союза ССР или буржуазной Французской Республики? Или может быть он должен был печься об интересах французского народа? Только вот что это за зверь такой - «французский народ»? Французская буржуазия - это понятно, это - враги любого коммуниста, в том числе - и французского. Не имеющий отечества мировой пролетариат, часть которого проживает и во Франции тоже, - опять понятно, но вот как марксисту могла прийти в голову идея возродить концепцию «национального пролетариата» - концепцию, которая и привела к краху II Интернационала, это уже совершенно непонятно. Особенно если учесть, что ни кто иной как сам Троцкий, своей собственной рукой писал проекты многих документов Коминтерна, осуждающих социал-патриотизм.

Несколько более сложен вопрос о роспуске Коминтерна в 1943 году. Нельзя ли этот факт рассматривать в качестве доказательства предательства Сталиным интересов мировой революции? Попытаться, конечно, можно, но, во-первых, никак не с позиций троцкизма: ведь ликвидация III Интернационала открывала дорогу созданному Троцким в пику «переродившемуся» Коминтерну IV Интернационалу, стоящему на «марксистско-ленинских» позициях. Во-вторых, учитывая реальные обстоятельства, приведшие к «самороспуску» мировой компартии, вряд ли можно вообще говорить о какой-либо «измене»: достаточно очевидно, что ликвидации Коминтерна (а также принятия нового национального гимна вместо «Интернационала», что и было сделано в 1944 году) от СССР требовали его союзники по антигитлеровской коалиции, возможно даже - под угрозой перехода на сторону противника, так что мера эта была вынужденной. Не следует забывать, что современная интерпретация Второй Мировой войны как борьбы «свободных и цивилизованных» западных демократий с тоталитарной фашистской «Осью», мягко говоря, не вполне соответствует действительности. Достаточно вспомнить хотя бы следующие два факта. Во-первых, то, что идеологически нейтральный договор «Ось Берлин-Рим» так и остался договором лишь между Германией и Италией, в то время как действительное объединение мирового фашизма произошло на основе подписанного на месяц позже Антикоминтерновского пакта между Германией и Японией, к которому через год присоединилась и Италия, а затем - Испания и масса мелких, зависимых от Германии и Японии государств. А во-вторых, ту мощную поддержку, которой пользовался Гитлер в Соединённых Штатах Америки (в частности, со стороны Прескотта Буша - дедушки нынешнего президента), видевших в нём избавителя человечества от «коммунистической заразы». Так что предательство союзников, которые ненавидели Коминтерн ничуть не меньше, чем наши официальные противники, было более чем вероятно. Особенно если вспомнить знаменитое высказывание лорда Палмерстона о том, что «у Британии нет постоянных союзников, есть лишь постоянные интересы», а также историю предательства Америкой Франции и перехода её на сторону Англии всего через несколько лет после того, как Франция помогда США завоевать свою независимость от Британской Империи.

Опять же, и тут можно спорить о том, следовало ли приносить Коминтерн в жертву, тем более что купленная такой ценой победа получалась в какой-то мере пирровой - ведь выходило так, что Антикоминтерновский пакт добился таки своей основной цели, т.е. вместо победы мы получили в лучшем случае ничью. С другой стороны, ничья - это всё же лучше, чем чистое поражение, особенно если учесть, что влияние Коминтерна в мировом коммунистическом движении в любом случае было уже изрядно подорванно троцкистской пропагандой. Но как бы то ни было, даже если на самом деле уступать и не следовало, сдачу Коминтерна можно квалифицировать лишь как ошибку, в самом худшем случае - роковую ошибку, но никак не измену идеалам мировой революции. Что видно хотя бы уже из того, что после войны Сталин приложил массу усилий (пусть так и не увенчавшихся успехом) по реанимации Коминтерна через Коминформ. Да, действительно, война привела к усилинию в стране и партии националистических настроений - этот факт отрицать невозможно, как невозможно отрицать и то, что это было явным отступлением от уже достигнутых позиций в построении интернационального пролетарского государства, но при этом надо учитывать, что отступление это было вызвано объективными причинами. Утверждать, что Сталин хотел этого, это всё равно что обвинять Ленина в приверженности капитализму на том лишь основании, что он отступил от военного коммунизма к НЭПу. Коренной поворот от пролетарского интернационализма к социал-патриотизму произошёл лишь значительно позже - с провозглашением принципа мирного сосуществования государств с различным социальным строем. Однако курс этот был принят на... XX Съезде КПСС. Комментарии, как говорится, излишни.

В заключение остаётся лишь повторить, что никогда - как бы кому-то ни хотелось в это верить - сталинизм не имел ничего общего ни с национализмом, ни с патриотизмом, ни с фашизмом, а всегда был и оставаётся только одним: наиболее последовательным воплощением в жизнь марксистского принципа пролетарского интернационализма. Никогда сталинский (а точнее даже - ленинский) социализм в отдельно взятой стране не был национал-социализмом. Он никогда не был «только для русских» или «для лиц с советским паспортом», он всегда был значительно большим - плацдармом мировой революции на территории одной (бывшей ) страны. И ограничен Россией не потому, что Сталину, политбюро, ВКП(б) или русскому народу так захотелось, а в силу объективных исторических условий, потому что именно этого требовали интересы мировой революции, сформулированные в решениях Коминтерна - всемирной коммунистической партии, представляющей весь мировой пролетариат, который может победить только вместе , в то время как разделившись на «национальные пролетариаты» от может лишь проиграть (каковое поражение мы, в сущности, сегодня и наблюдаем). Имеют ли место те же условия и современном мире? Должны ли коммунисты России ориентироваться в первую очередь на реставрацию СССР или сегодня перед ними стоят совершенно иные задачи и приоритеты? Вопрос этот выходит за рамки настоящей статьи. Но в любом случае, вряд ли достоин называться сталинистом тот национально-ограниченный «коммунист», который не готов, подобно грузину Джугашвили, взять себе псевдоним на языке, на котором он так никогда и не научится говорить без акцента, и принять участие в «чужой» для себя революции. Кто не понимает, что есть только одна коммунистическая революция - мировая, которая «своя» - всем, даже если в какой-то момент она ограничена отдельно взятой страной на противоположной стороне земного шара.

Июнь-июль 2002

Вопрос о возможности построения социализма в отдельной стране, выросший из замедления развития европейской революции, стал одним из главных критериев внутренней идейной борьбы в ВКП. Вопрос ставится Сталиным в высшей степени схоластически и разрешается не анализом мировой хозяйственной и политической обстановки и тенденций ее развития, а чисто формальными доводами и старыми цитатами, относящимися к разным моментам прошлого. Защитники новой теории социализма в одной стране исходят, по существу, из предпосылки замкнутого экономического и политического развития. Они признаки, правда, что враги могут с оружием в руках помешать нашему социалистическому развитию. Но за вычетом этой механической опасности для них остается только перспектива изолированного накопления хозяйственных успехов, роста государственной промышленности, кооперирования крестьянства и пр. Что при этом будет происходить с Европой и вообще с мировым хозяйством, остается совершенно неизвестным.

На самом деле, существеннейшей чертой нашего хозяйственного роста является как раз то, что мы окончательно выходим из замкнутого государственно-хозяйственного существования и вступаем во все более глубокие связи с европейским и мировым рынком. Сводить весь вопрос о нашем развитии к внутреннему взаимоотношению между пролетариатом и крестьянством в СССР и думать, что правильное политическое маневрирование и создание кооперативной сети освобождают нас от мировых хозяйственных зависимостей, — значит впадать в ужасающую национальную ограниченность. Об этом свидетельствуют не только теоретические соображения, но и затруднения с экспортом-импортом.

Речь идет, разумеется, не о том, можно пи и должно ли строить социализм в СССР, Такого рода вопрос равноценен вопросу о том, может ли и должен ли пролетариат бороться за власть в отдельной капиталистической стране. На этот вопрос ответил еще «Манифест коммунистической партии». Пролетариат должен стремиться завоевать власть в своей стране, чтобы затем расширить свою победу на другие страны. Наша работа над строительством социализма есть такая же составная часть мировой революционной борьбы, как организация стачки углекопов в Англии или строительство заводских ячеек в Германии. Может ли пролетариат в Германии, отдельно взятой, завоевать власть? Конечно, может. Но реальное осуществление этой возможности зависит не только от внутреннего соотношения сил, но и от мировой обстановки. Само внутреннее соотношение сил может резко измениться под влиянием мировой обстановки.

Если бы пал Советский Союз, если бы капитализм в Англии и во Франции испытал новый прилив сил и пр. и пр., то завоевание власти в Германии отодвинулось бы на долгий ряд лет. Совершенно так же можно и должно ставить вопрос о строительстве социализма в нашем Союзе. Это не самостоятельный процесс, а составная часть мировой революционной борьбы. Для того, чтобы построить социализм, т. е. не только довести до высокого развития нашу промышленность, но и обобществить сельское хозяйство на индустриальных основах — при условии, что в других странах у власти стоит не пролетариат, а буржуазия — понадобится никак не меньше, скажем, четверти столетия. Значит, самая постановка вопроса о социализме в одной стране исходит из предположения о неопределенно долгом существовании буржуазного режима в Европе, Но что же, собственно, будет происходить за это время с капиталистическим хозяйством? Этот вопрос совершенно не ставится Сталиным, другими словами, нынешнее экономическое и политическое положение Европы как бы замораживается на четверть столетия и более, несмотря на глубокие экономические и политические противоречия в Европе, на еще несравненно более глубокие противоречия между Европой и Америкой, несмотря на могущественное пробуждение Востока. Непродуманность такого допущения совершенно очевидна.

Чисто теоретически рассуждая, можно относительно судьбы капиталистической Европы в течение ближайших десятилетии, — а ведь вся сталинская теория исходит из того, что капиталистическая Европа будет существовать десятилетия, — допустить три возможных варианта:

а) новый подъем Европы на капиталистических основах,

б) экономический упадок Европы и

в) сохранение нынешнего состояния с теми или другими колебаниями.

Рассмотрим кратко все три варианта.

Подпишитесь на нас в telegram

а) Наперекор всем условиям и обстоятельствам, предположим на минуту, что Европа вступает в новую полосу капиталистического подъема. В этом случае наш сельскохозяйственный экспорт будет сильно возрастать, что, конечно, явится благоприятным фактором для нашего хозяйственного развития, Но выгода эта и в отдаленной степени не сможет парализовать отрицательные стороны новой эпохи капиталистического расцвета. Если теперь нам не легко поднять нашу индустрию до уровня европейской — а без этого нечего и говорить о победе социализма в нашей стране, — то задача стала бы совершенно невыполнимой в условиях нового капиталистического подъема, подобного, скажем, тому, который Европа проделала в течение двадцати лет, предшествовавших войне. Напор европейской индустрии на наше хозяйство в виде дешевых товаров получил бы в этих условиях непреодолимый характер. Столь же неблагоприятно сложилась бы военная и политическая обстановка. Буржуазия вернула бы себе самоуверенность вместе с материальной силой. Она не могла бы терпеть бок о бок с собой социалистическое государство. Ее военная сила росла бы вместе с ее материальным могуществом. Надеяться в этих условиях на противодействие европейского пролетариата было бы очень трудно, ибо капиталистический расцвет, как показывает опыт довоенной Европы и нынешней Америки, позволяет буржуазии во всех вопросах, решающих для жизни страны, подчинять своему влиянию очень значительную часть пролетариата. Мы попали бы с нашим социалистическим строительством в безвыходное положение.

Можно возразить, что это очень пессимистическая перспектива. Совершенно верно. Но она и не может быть иной, ибо исходит из пессимистической в корне предпосылки. Имеются ли для этой пессимистической перспективы какие-либо основания в объективном развитии? Ни малейших! Ход вещей не дает решительно никакого основания питать необузданный оптимизм насчет европейского капитализма, чтобы затем обосновывать на этом фальшиво-оптимистическую теорию «социализма в одной стране».

б) Предположим теперь — в неизмеримо большем соответствии с действительным положением вещей, — что европейский капитализм будет идти от затруднения к затруднению и что удельный вес его в мировом хозяйстве будет все более падать. Остается спросить: почему же в этих условиях явного крушения капиталистического режима европейский пролетариатне возьмет власти в течение десятилетий? Откуда такое «маловерие» в его силы? И если допустить все же, что европейская буржуазия удержит в своих руках власть, несмотря на прогрессивный распад своей хозяйственной системы,то придется спросить, что станется за это время с капитализмом в Америке?

Очевидно, предполагается дальнейший рост его могущества. В какие условияпопадет ври этом экономическое развитие Советского Союза? Наш экспорт окажется крайне затруднен, ибо падающая Европа не сможет приобретать продукты нашего сельского хозяйства. Вместе с экспортом будет затруднен импорт индустриального оборудования и сырья. Это значит, что теми нашего экономического развития будет замедлен, т. е. что для построения социализма понадобится еще большее число десятилетий. В какое положение мы попали бы при этом замедленном темпе по отношению к американскому капитализму? Обо всех этих возможностях крайне трудно гадать. Ясно, однако, что на этом пути опасности могут приобрести совершенно непреодолимый характер. Заявлять, что мы при такой перспективе все же построим «социализм в отдельной стране» значит попросту заниматься словесной игрой. Откуда, однако, возникает такого рода перспектива? Из искусственного и в корне фальшивого предположения, что при прогрессивном упадке капитализма европейский пролетариат в течение десятилетий не сумеет овладеть властью и хозяйством. Другими словами, некритический оптимизм насчет «социализма в отдельной стране» вытекает из грубого пессимизма насчет европейской революции.

в) Остается разобрать третий вариант: капиталистическая Европа не падает, но и не поднимается; пролетариат достаточно силен, чтобы помешать буржуазии разгромить советскую республику, но недостаточно мо гущественен, чтобы вырвать власть. Такое приблизительно положение -неустойчивого равновесия сил — мы имеем за последнее время. Однако совершенно невозможно допустить, чтобы такое состояние длилось 20-30 лет. Внутренние противоречия Европы и противоречия между Европой и Америкой так глубоки, что неизбежно должны найти выход в ту или другую сторону. В нынешнем своем виде — с английской безработицей и стачками, с французским финансовым кризисом, с экономическими тисками Германии — Европа в течение десятилетий существовать не может. Отсрочка европейской революции на четверть века и более может означать одно из двух: либо буржуазная Европа найдет новое равновесие, которое обеспечит ей новый подъем и «замирит» пролетариат, либо, несмотря на кризис капитализма, европейский пролетариат окажется неспособен прийти на смену буржуазии, и экономический упадок Европы дополнится политическим упадком. И тот и другой вариант мы уже рассмотрели. Оба они основаны не на анализе действующих факторов развития, а на невысказанном страхе перед могуществом европейского капитализма и на неверии в революционную силу европейского пролетариата.

Выше мы почти не затронули роль Соединенных Штатов, с одной стороны, Востока — с другой. Но совершенно очевидно, что каждый из этихфакторов только усиливает развитые нами соображения. Допустить, что внутренние противоречия Европы не приведут к диктатуре пролетариата в течение десятилетий, значит тем самым предположить, что европейская буржуазия еще в течение десятилетий сохранит свое колониальное владычество. Опасность возрождения и подъема капиталистической Европы, если принять этот «вариант», прибавится к опасности, какую представляет могущество Соединенных Штатов. Словом, совершенно нельзя себе представить такую реальную историческую обстановку, которая обеспечила бы нам минимум экономических, политических и военных условий, необходимых для того, чтобы в течение десятилетий вести и довести до конца изолирояанное социалистическое строительство в капиталистическом окружении, Такая перспектива несостоятельна, ибо исходит из фальшивых предпосылок.

Октябрьская революция является продуктом не внутренней только, а международной обстановки. Без мирового капиталистического развития, без роли иностранного капитала в России, без вызванного этим крайнего обострения капиталистических противоречий, без мировых антагонизмов, без опыта европейской классовой борьбы, без рабочего движения в странах капитализма, без борьбы угнетенных народов, без империалистической войны — Октябрьская революция была бы невозможной. Победа октябрьской революции не оборвала этих мировых связей и зависимостей, а значит, и международной обусловленности всего нашего дальнейшего развития.

Можно сказать с уверенностью, что в стремлении отмахнуться от международной постановки вопроса о развитии советского хозяйства выражается, по существу дела, слепой и нерассуждающий страх перед силами капитализма, неверие в способность социалистического хозяйства рука об руку с мировой пролетарской революцией противостоять силам капитализма. Отсюда вытекает политика зажмуренных глаз, политика отказа от марксистского анализа мировых связей и взаимозависимостей, политика готовности заранее объявить «достаточным» тот темп, какой есть, т. е., по существу дела, заранее назвать социализмом все, что происходит и будет происходить внутри Союза, независимо от того, что будет происходит за его пределами. Сочетать неверие в мировую революцию со схемой самодовлеющего социалистического развития в технически и культурно отсталой стране значит, несомненно, впадать во все пороки национальной ограниченности, дополненной провинциальным самомнением. Отвержение такого рода перспективы не заключает в себе ни грамма пессимизма. Наоборот, потребность в такой перспективе может вызвать только скептицизм в отношении всей вообще мировой обстановки.

Незачем повторять, насколько нелепа всякая попытка сделать из сказанного вывод о невозможности для нас социалистического строительства впредь до победы пролетариата в передовых странах Европы. Наша работа есть составная часть международной революции. Самый факт нашего существования есть могущественнейший фактор в мировом соотношении сил. Каждый наш хозяйственный успех знаменует приближение европейской революции. Наша победа обеспечена не просто потому, что мы в Октябре взяли власть, а потому, что капиталистический режим исчерпал себя в мировом масштабе, потому что противоречия его безвыходны, потому что пролетарская революция — с приливами и отливами — нарастает, потому что наша успешная борьба за существование и наш экономический рост движут мировую революцию вперед, обеспечивая тем самым общую победу.

Социалистическое развитие СССР и Коминтерн

Не только теоретическая несостоятельность, но и политическая опасность теории социализма в одной стране должны быть поняты и оценены не только ВКП, но и Коминтерном в целом. Эта теория ослабляет и притупляет бдительность и настороженность ВКП по отношению к капиталистическим тенденциям развития, внутренним и мировым. Она питает пассивный фаталистический оптимизм, под которым как нельзя лучше укрывается бюрократическое безразличие к судьбам социализма и международной революции. Не менее фатальную роль должна была бы сыграть эта теория, если бы она была узаконена, в отношении Коминтерна. Если рассматривать советское социалистическое строительство как неотъемлемую составную часть мировой революции, как процесс, немыслимый вне этой последней, то удельный вес коммунистических партий, их роль, их самостоятельная ответственность возрастают и выдвигаются на передний план. Наоборот, если стать на ту точку зрения, что советская власть, опираясь на один лишь союз рабочих и крестьян СССР, построит социализм независимо от того, что будет происходить во всем остальном мире, — при условии только, если советская республика будет ограждена от военных интервенций, — то роль и значение коммунистических партий сразу отодвигаются на второй план. Главной задачей европейских коммунистических партий в ближайший исторический период, задачей, которая достаточна для победы социализма в СССР, является в таком случае не завоевание власти, а противодействие интервенционистским покушениям империализма. Ибо совершенно ясно, что достаточно было бы обеспечить победу социализма в нашей стране, чтобы тем самым обеспечить дальнейшее его распространение на весь мир. Вся перспектива таким образом искажается.

Вопрос об использовании до конца каждой действительной революционной ситуации отодвигается на задний план. Создается ложная и убаюкивающая теория о том, что будто бы время само по себе «работает на нас». На самом же деле потеря времени, ряд новых упущений на манер 1923 года, означали бы величайшую опасность. Нельзя забывать, что мы живем в условиях передышки, но никак не в условиях, автоматически обеспечивающих победу социализма «в одной стране». Передышку нужно всемерно использовать. Передышку нужно всемерно затянуть. Во время передышки нужно как можно дальше продвинуть социалистическое развитие вперед. Но забывать, что дело идет именно о передышке, т. е. о более или менее длительном периоде между революцией 1917 года и ближайшей революцией в одной из крупных капиталистических стран, значит отрекаться от коммунизма.

Политику единого фронта так называемые ультралевые обвиняли нередко в том, что она означает для иностранных партий отступление от амостоятельных революционных позиций на позиции одного лишь содействия советскому государству путем создания в каждой стране внушительного «левого» (по существу, центристского) крыла внутри рабочего класса. При ленинской постановке проблемы единого фронта эти обвинения в корне ложны. Теория же социализма в одной стране и практика Англо-Русского комитета целиком идут навстречу критике «левых» и «ультралевых» и тем самым оправдывают ее. «Левые» уклоны, не переставая оставаться в той или другой степени «детскими болезнями», получают новое питание, поскольку выступают в качестве защитников самостоятельной революционной роли коммунистических партий, с ответственностью последних не только за судьбу пролетариата своей страны, но и за судьбу Советского Союза, — против бюрократического оптимизма, согласно которому дело социализма в Советском Союзе обеспечено само по себе, если только ему не будут «мешать». В этих условиях борьба «левых» становится прогрессивным фактором и предопределяет неизбежность серьезных перегруппировок в Коминтерне.

Немецкий плакат И.В.Сталин. Вождь и учитель человечества в борьбе за Мир, Демократию и Социализм

В патриотической среде довольно распространено мнение о том, что Сталин «исправил» радикально левый курс Ленина и вместо того, чтобы бросать Россию в пламя мировой революции начал строить сильное национальное государство классического авторитарного типа. Основным аргументом в этом вопросе является партийная дискуссия о построении социализма в отдельно взятой стране. Якобы Сталин противопоставил эту идею мировой революции Ленина. Давайте разберёмся в вопросе.

Истоки рассматриваемой дискуссии находятся, как оказывается, ещё до Великой октябрьской революции в 1915 году. В статье «О лозунге Соединённые штаты Европы», Ленин (не Сталин!) пишет: «Неравномерность экономического и политического развития есть безусловный закон капитализма. Отсюда следует, что возможна победа социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой, капиталистической стране . Победивший пролетариат этой страны, экспроприировав капиталистов и организовав у себя социалистическое производство, встал бы против остального, капиталистического мира, привлекая к себе угнетенные классы других стран, поднимая в них восстание против капиталистов, выступая в случае необходимости даже с военной силой против эксплуататорских классов и их государств.»

Таким образом, ещё за два года до революции Ленин уже стоял на позиции построения социализма в отдельной стране. В то же время выступил и Троцкий, который усомнился в возможности данного строительства, потому что страна, решившаяся на это не выдержит давления всего капиталистического мира: «безнадежно думать... что, например, революционная Россия могла бы устоять перед лицом консервативной Европы». Кстати, это довольно интересным образом пересекается с конфликтом большевиков и соглашателей (меньшевиков и эсеров) в 1917 году о независимоти Советов от крупной буржуазии. Тогда меньшевики высказывались, что без поддержки буржуазии Советы не выстоят. В вопросе о том, удержит ли власть Петроградский Совет, «Рабочая газета» меньшевиков утверждала: «...это была бы власть призрачная, ибо она не могла пользоваться авторитетом у буржуазии...».

Ленин продолжает эту дискуссию и во время НЭПа и всегда стоит неизменно на той же позиции. Далее этот вопрос развивал Сталин, опираясь во всём на Ленина . Он обосновывал своё решение о построении социализма в отдельно взятой стране ВСЕГДА с опорой на цитаты Ленина.

И даже наоборот, Сталин никогда и не отказывался от мировой революции. Например, во время речи в Свердловском университете, 9 июня 1925 года Сталин затронул эту тему: «неверие в международную пролетарскую революцию; неверие в ее победу; скептическое отношение к национально-освободительному движению колоний и зависимых стран; непонимание того, что без поддержки со стороны революционного движения других стран наша страна не могла бы устоять против мирового империализма; непонимание того, что победа социализма в одной стране не может быть окончательной, ибо она не может быть гарантирована от интервенции, пока не победит революция хотя бы в ряде стран; непонимание того элементарного требования интернационализма, в силу которого победа социализма в одной стране является не самоцелью, а средством для развития и поддержки революции в других странах.

Это есть путь национализма и перерождения, путь полной ликвидации интернациональной политики пролетариата, ибо люди, одержимые этой болезнью, рассматривают нашу страну не как частицу целого, называемого мировым революционным движением, а как начало и конец этого движения, считая, что интересам нашей страны должны быть принесены в жертву интересы всех других стран. »

Таким образом, Сталин не только не изменил курс Ленина, он во-первых, строя сильное национальное государство, выполнял заветы Ильича, а во-вторых, никогда и не отказывался от того, что стратегической целью этого строительства является мировая революция.

Продолжение следует…