Сергей Васильевич Рахманинов родился 01 апреля 1873 года в имении Онег Новгородской губернии. Мать начала заниматься с ним музыкой, когда ребенку было четыре года. Девяти лет он поступил в Петербургскую консерваторию, а в 1855 году перешел в Московскую. Музыкальная одаренность юноши была феноменальна. В 1891 году, на год раньше срока, Рахманинов окончил консерваторию по классу фортепьяно, через год - по классу композиции. Его учителями были Танеев, Аренский, А. И. Зилоти. За свою экзаменационную работу - одноактную оперу на заданное либретто "Алеко" - он получил золотую медаль. Эта опера была поставлена в Большом театре.

Вскоре после "Алеко" Рахманиновым были написаны симфоническая фантазия "Утес", "Элегическое трио" памяти Чайковского, Первая симфония. Эти произведения свидетельствовали о приходе в музыку большого и яркого таланта. В эти же годы он с неизменным успехом концертирует. В 1897 году Рахманинова приглашают в Русскую частную оперу (Москва) в качестве дирижера. В 1904-1906 годах он дирижировал в Большом театре, затем оставил эту работу, чтобы отдаться композиторской деятельности, но продолжал время от времени выступать как дирижер и пианист.

Подлинный расцвет творчества Рахманинова наступил в начале XX века. С 1901 по 1916 год композитор создает такие замечательные произведения, как Второй и Третий концерты для фортепьяно с оркестром, Вторую симфонию, оперы "Скупой рыцарь" (по Пушкину) и "Франческа да Римини" (по Данте), поэму для оркестра, хора и солистов "Колокола", прелюдии и этюды-картины для фортепьяно и др.

В 1917 году Рахманинов с семьей уезжает в Швецию. Потом он перебрался в Америку, которую покорил своим исполнительским мастерством. После отъезда из России у Рахманинова наступил период творческого молчания, и только спустя десять лет, в 1927 году, композитор написал Четвертый концерт для фортепьяно с оркестром. Также за границей им были написаны Рапсодия на тему Паганини для фортепьяно с оркестром, Третья симфония, "Симфонические танцы". Рахманинов умер 28 марта 1943 года в Беверли-Хилз.

..

Сергей Васильевич РАХМАНИНОВ: О Музыке

Сергей Васильевич РАХМАНИНОВ (1873 - 1943) - великий русский композитор, пианист и дирижёр: | | | | | | | | .

Пушкина В.Н.
ИСТОКИ ДУХОВНОСТИ В МУЗЫКЕ С. В. РАХМАНИНОВА

«Я люблю церковное пение… ведь оно, как и народные песни, служит первоисточником, от которого пошла вся наша русская музыка ».
С.В. Рахманинов

Классическая русская музыка уникальна по своей духовной наполненности. Она берет начало от древних национальных напевов, вплетенных в канву принесенного извне византийского наследия. Духовная музыка долгое время предшествовала музыке светской. Она была неотъемлемой частью человеческой жизни. И потому в основе творчества русских композиторов скрыты истоки национальной культуры. К таким явлениям по праву принадлежит музыка Сергея Васильевича Рахманинова.

Будущий композитор родился 20 марта (по старому стилю) 1873 года в усадьбе Семеново Старорусского уезда Новгородской губернии. Уже в четырехлетнем возрасте проявились блестящие музыкальные способности мальчика. Некоторые исследователи сравнивают успехи маленького Сережи Рахманинова со знаменитой одаренностью Моцарта-ребенка. Однако, несмотря на такой исключительный музыкальный дар, по сложившейся в семье традиции, Сережу должны были отдать в Пажеский корпус. Но судьба распорядилась иначе. Родители композитора разорились. Семья переехала в Петербург, где обучение Сережи в Пажеском корпусе оказалось не по средствам. Юный Рахманинов поступил на младшее отделение Петербургской Консерватории. Это событие определило его дальнейшую судьбу.

Огромное влияние на духовное развитие Сергея оказало его общение с бабушкой, Софьей Александровной Бутаковой. Именно ей он обязан одним из самых сильных музыкальных впечатлений детства. Будучи весьма религиозной, Софья Александровна часто водила внука в петербургские соборы. Позднее композитор вспоминал: «Целыми часами мы простаивали в изумительных петербургских соборах - Исаакиевском, Казанском и других, во всех концах города. В соборах часто пели лучшие петербургские хоры. Я всегда старался найти местечко под галереей и ловил каждый звук. Благодаря хорошей памяти я легко запоминал почти всё, что слышал».

О феноменальной памяти Рахманинова свидетельствует следующая история: однажды (это было в начале 90-х годов XIX в.), в дом к учителю Рахманинова С.И. Танееву пришел композитор А.Глазунов. Он собирался продемонстрировать первую часть своей новой симфонии, которую ещё никто не слышал. Когда произведение было исполнено, С.И. Танеев вышел и через некоторое время вернулся вместе с Рахманиновым. «Позвольте познакомить Вас с моим учеником…». Сергей Иванович представил Рахманинова, сказал, что он очень талантливый человек, тоже только что сочинил симфонию. Каково же было удивление Глазунова, когда молодой композитор сел за рояль и исполнил только что сыгранное им сочинение! «Где Вы с ней познакомились? Я её никому не показывал!» спросил изумленный Глазунов. На что Танеев поспешил его успокоить, сказав, что Рахманинов сидел в другой комнате и на слух повторил только что услышанное произведение.

В 1885 году Сережу переводят в Московскую консерваторию к Николаю Сергеевичу Звереву, самому знаменитому преподавателю игры на фортепиано в Москве в то время. Зверев не только принял мальчика в свой класс, но и взял его на полный пансион. Кроме обучения игре на фортепиано знаменитый педагог занимался нравственным воспитанием ребят. К своим ученикам Зверев относился, как к собственным детям. Все ученики жили в его доме и обучались за его счет. Режим занятий был довольно строгий: заниматься приходилось с шести часов утра под бдительным наблюдением наставника. В эти же годы Рахманинов начинает сочинять музыку. Первые его произведения на экзамене по композиции так понравились Петру Ильичу Чайковскому, что тот окружил пятёрку четырьмя плюсами и настоятельно рекомендовал юному музыканту серьезно заняться композицией.

Окончив Московскую консерваторию, как композитор и пианист, Рахманинов получает звание “свободного художника”.Но материальное положение его оставляет желать лучшего, несмотря на блестящие отзывы на выпускных экзаменах, предложение преподавать в консерватории он не получил и вынужден был зарабатывать частными уроками. К тому времени некоторые из его сочинений уже издавались и тоже приносили не большой доход.

В 1896 году он пишет свою первую симфонию. Эпиграф к ней он выбирает из Библии: «Мне отмщение и Аз воздам». Это основная идея симфонии: наказание за неправедность, нечистоту, безверие. Такие мысли часто занимали умы интеллигенции в те годы. Все предчувствовали страшные перемены - Первую мировую войну, революцию.Сочиняя симфонию, Рахманинов возлагал на нее большие надежды."Я был высокого мнения об этом произведении, построенном на темах из "Обихода"*-признается композитор. Но надежды не оправдались. После первого и единственного исполнения, симфонию постиг полный и оглушительный провал. Для Рахманинова это был удар такой силы, что композитор уничтожил партитуру и не сочинял почти три года. Симфонию восстановили после его смерти и сейчас она исполняется многими оркестрами мира.

В эти годы мучительных переживаний, когда Рахманинову казалось, что он не состоялся, как композитор, его увлекла мысль о дирижерской деятельности. Известный московский меценат С.И.Мамонтов, содержащий частную оперу, пригласил его на пост второго дирижера в свой театр. В то время театр Мамонтова пользовался большой популярностью. Талантливый меценат собрал у себя лучшие творческие силы России. В его постановках пели молодой Федор Шаляпин, певица Н. Забела-Врубель. В оформлении спектаклей, в создании костюмов и декораций принимали участие крупнейшие русские художники: Серов, Васнецов, Врубель, Поленов, Коровин. Именно здесь Рахманинов знакомится с великим русским басом Ф.Шаляпиным, дружбу с которым пронес через всю жизнь. Впоследствии оба артиста часто выступали вместе. Их дуэт производил неизгладимое впечатление на современников. "Когда Рахманинов аккампонировал мне, не раз говорил Шаляпин, -приходилось говорить не "Я пою", а "Мы поем!" Работа в Мамонтовском театре помогла композитору выйти из творческого кризиса. После трехлетнего перерыва Рахманинов снова начинает сочинять.

Одно из самых известных произведений Рахманинова - музыкальная поэма «Колокола» на стихи Константина Бальмонта для оркестра хора и солистов. В различных колокольных перезвонах - праздничном, свадебном, похоронном - он передает всю человеческую жизнь, от рождения до смерти. Колокола на Руси испокон веков ограждали людей от беды, созывали на молитву и на бой, провожали в последний путь и ликовали в праздники. Тема колокольного звона проходит через все творчество Рахманинова: в симфониях, фортепианных концертах, хорах… «Кажется, что этот звон плывет над широкой среднерусской равниной», - говорил один из исследователей творчества композитора.

В 1904 году Рахманинов снова возвращается к дирижерской деятельности, но уже в Большом театре. Композитор дирижирует в театре всего два сезона. Но результаты его работы превзошли все ожидания. Благодаря ему театр выходит на новый профессиональный уровень. Его постановки русских опер стали образцом для современников. В эти годы Рахманинов становиться признанным пианистом, композитором и дирижером.

Вершиной духовного творчества Рахманинова стали «Литургия Святого Иоанна Златоуста» и «Всенощное бдение». Любовь к церковному пению композитор пронес через всю свою жизнь. Сочинение Литургии было давней его мечтой. «Об Литургии я давно думал и давно к ней стремился. Принялся за нее как-то нечаянно и сразу увлекся. А потом очень скоро кончил. Давно не писал… ничего с таким удовольствием» - говорил он в письмах к друзьям. В Литургии Рахманинов использует мелодии фольклора, знаменного пения и имитации колокольного звона, что придаёт музыке истинно национальный характер. В этом произведении композитор даёт новую жизнь хоровым жанрам русской духовной музыки. Своим творчеством он противостоит бездуховности нарождавшегося с Запада модернизма.

«Всенощное бдение», в отличие от наполненной радостью и ликованием Литургии, носит лирический, просветленный характер. Произведение было написано в один из самых тяжелых для России периодов - шла Первая мировая война.

В советские годы Рахманинову, как и другим известным людям, часто приписывали сочувствие революции, сам же композитор писал: «Я погрузился в работу и не замечал, что творится вокруг… Безжалостное выкорчевывание всех основ искусства, уничтожение всех возможностей для его восстановления не оставляло надежд». Рахманинову - человеку далекому от политики, революция преградила творческий путь. Композитор выезжает в Америку. До конца жизни он так и не смог вернуться на Родину.

Популярность Рахманинова как пианиста за границей была огромна. Но сочинять вдали от родины он перестал. Журналисты часто спрашивали его о новых произведениях, на что он отвечал: «Уехав из России, я потерял желание сочинять. Лишившись Родины, я потерял самого себя». Через десять лет, в конце жизненного пути, он все же создает несколько произведений, как воспоминание о былом. Всю оставшуюся жизнь Рахманинов тоскует по России.

"Я - русский композитор, и моя родина наложила отпечаток на мой характер и взгляды, - писал он. - Моя музыка - это плод моего характера, и потому это русская музыка…» В этих словах Рахманинова - вся его жизнь.

Вторая мировая воина застала композитора в США. Он очень тяжело переживал эти страшные события, постигшие родную страну. В 1941 году Рахманинов дает концерт, вырученные средства с которого - 3920 долларов - полностью передает в СССР. До конца своих дней он как может помогает соотечественникам: перечисляет деньги в различные фонды, отправляет посылки с продуктами и вещами. Рахманинову не удалось дожить до победы. В середине концертного сезона в 1942 году он почувствовал себя плохо и вынужден был прервать гастроли. Диагноз смертелен - рак. Скончался великий композитор 28 марта 1943 за несколько дней до своего семидесятилетия в Беверли-Хил в штате Калифорния. Похоронен Рахманинов на русском кладбище в Кенсико.

О Человеке: Мария Винарова и о. Пафнутий Жуков О Сергее Рахманинове

Сергей Васильевич РАХМАНИНОВ (1873 - 1943) - великий русский композитор, пианист и дирижёр: | | | | | | | | .

ОТЗВУК ВЕЧНОСТИ

Самый непостижимый из всех Господних даров людям - музыка. Откуда появляется мелодия, каким чудом семь нот складываются в судьбу человека, в историю нашего мира, созданного любовью Божией и наполненного благодатью? Словно рождаясь там, где ангелы славят Бога, истинная музыка становится отражением божественной гармонии в хаосе наших трех измерений. И есть те, кому Господь дал этот дивный, таинственный дар - слышать музыку и своим талантом исцелять души и оживотворять сердца. Среди них - гордость русской культуры «серебряного века», великий композитор, пианист и дирижер Сергей Рахманинов.

Бескрайние просторы России. Строгие монастыри и великолепные соборы, чьи купола гордо вздымаются к небу, сельские церкви, поля, проселочные дороги, богомольцы, тысячами стекающиеся к чудотворным иконам, и над всем этим праздничный благовест заутреннего звона... Это не глянцевая открытка, а повседневная реальность, окружавшая каждого жителя России в конце XIX - начале XX веков. Для кого-то обыденная, но послужившая музыкальному гению Рахманинова отправной точкой.

«Я русский композитор, - писал Рахманинов, - и моя Родина наложила отпечаток на мой характер и мои взгляды. Моя музыка - это плод моего характера, и поэтому русская музыка: единственное, что я стараюсь делать, когда сочиняю, - это заставить ее прямо и просто выражать то, что у меня на сердце».

Музыкальная одаренность Рахманинова не была удивительной: его двоюродный брат Александр Зилоти был известным пианистом; троюродный брат - Николай Стрельников - композитором; мать, Любовь Петровна, хорошо пела, была талантливой пианисткой, училась у Антона Рубинштейна. Талант мальчика проявился рано - уже с 4 лет он занимался с матерью игрой на фортепиано. По воспоминаниям сына Николая Стрельникова, Бориса, Любовь Петровна была «человеком... глубокой задушевности, доброты и мудрой благожелательности ко всем людям», очень любила своих детей и мужественно несла свой крест - замужество. Отставной гусар Василий Аркадьевич Рахманинов был человеком более чем легкомысленным, обаятельным и веселым, любившим шумные застолья и карточные игры. Его стараниями к моменту рождения сына в 1873 году от довольно большого приданого жены осталось одно-единственное имение в Новгородской губернии. Но и оно в 1882 году было продано, и семья была вынуждена переселиться в Петербург к родственникам.

В столице находящихся на грани разорения Рахманиновых постигает еще более страшный удар - с разницей в два года от лейкемии и дифтерита умирают сёстры будущего композитора, Елена и София, после чего отец окончательно покидает семью. Детство Сережи окончилось.

Горе сломило мать Рахманинова; уйдя в свои переживания, она перестала заботиться о сыне, и Сережа, учащийся подготовительных классов Петербургской Консерватории, оказался предоставлен сам себе. Обладая уникальными музыкальными способностями, благодаря которым ему все давалось легко, мальчик практически забросил учебу, проводя время на катке или катаясь на конке по Петербургу. К весне встал вопрос о его отчислении. Неизвестно, как дальше сложилась бы судьба великого музыканта, если бы в Петербург не приехала Софья Александровна Бутакова, бабушка Сергея по материнской линии.

Из всех детей дочери Софья Александровна больше всех любила Сережу и старалась воспитать в нем ответственность за свои поступки, преданность долгу и делу, уберечь его от «тли рахманиновщины». И это ей удалось. Сильная воля, сдержанность в проявлении чувств, любовь к разменному, четкому укладу жизни и дисциплине труда, великодушие, умение сочувствовать людям не словом, а делом - все эти черты характера Рахманинова, о которых многие впоследствии будут рассказывать, есть отражение характера Софьи Александровны в любимом внуке.

Сережина бабушка была женщиной глубоко религиозной и настоящим знатоком церковного пения. «Регенты новгородских церквей относились к Софье Александровне как своеобразному неофициальному инспектору, слово которого имело большой вес, - пишет Борис Стрельников, - нередко бывали в ее доме, полагая особой честью выслушать её мнение, получить совет». Часто бывал в доме Бутаковой и звонарь Софийского собора Егор - виртуоз, настоящий артист с большой буквы, чью палитру звонов можно было безошибочно отличить даже на фоне звучания колоколов десятков новгородских церквей. С молчаливого согласия бабушки Сережа поднимался вместе с Егором на колокольню, где завороженно смотрел на неторопливую, тщательную подготовку к предстоящему чудесному действу. Еще минута - и с первым, величественным ударом малиновый звон поплывет над землей... «Одно из самых дорогих для меня воспоминаний детства связано с четырьмя нотами, вызванивающимися большими колоколами Софийского собора... Четыре ноты складывались во вновь и вновь повторяющуюся тему, четыре серебряные плачущие ноты, окруженные непрестанно меняющимся аккомпанементом», - позже писал Рахманинов. В 1901 году незабываемый звон новгородских колоколов воскреснет в звуках Второго фортепианного концерта, и останется с нами навсегда.

Но вернемся в Петербург 1885 года. Софья Александровна, по совету пианиста Александра Зилоти, решила перевести Сергея учиться в Московскую Консерваторию и сумела убедить в необходимости этого свою дочь.

В Петербург Рахманинов больше не вернется, с этих пор и до 1917 года его судьба будет связана с Москвой.

Вдали от дома Сергей стал сдержаннее, спокойнее, начались годы серьезной упорной работы, без которой не мог бы развиться даже такой огромный талант. Консерваторию Рахманинов закончил с отличием и большой золотой медалью по классам фортепиано и композиции. К этому времени он был уже достаточно известен в Москве как замечательный пианист. Выступать с концертами Рахманинов будет до конца своих дней, и его виртуозное исполнительское искусство будет только наполняться новыми оттенками и переживаниями.

Уже написаны дипломная одноактная опера «Алеко», Прелюдия до-диез-минор, романсы на стихи Тютчева, Пушкина, Фета, но Рахманинов ищет свою тему, еще не осознанную, тихо звучащую где-то внутри.

«Он очень любил церковное пение и частенько, даже зимой, вставал в семь часов утра и... уезжал в большинстве случаев в Таганку, в Андроньев монастырь, где выстаивал в полутёмной огромной церкви целую обедню, слушая старинные суровые песнопения из Октоиха, исполняемые монахами... Часто бывало, что в тот же вечер он ехал... на симфонический концерт. После концерта нередко он уезжал поужинать в ресторане Яра или в Стрельну, где засиживался до глубокой ночи, слушая с большим увлечением пение цыган. Очевидно, эти острые контрасты: полутёмный монастырь с суровым пением..., симфонический концерт и затем общество цыган..., с их своеобразным песенным репертуаром и... исполнительской манерой являлись для Сергея Васильевича потребностью, и без этих впечатлений он не мог жить...», - пишет в своих воспоминаниях близко знавший Рахманинова композитор Александр Гёдике.

Поиск контрастов отнюдь не был капризом юности, для Рахманинова эти контрасты символизировали и страну, и время, в которое он живет. Композитор словно предвидел, какое страшное горе ждет Россию впереди. Предвидел и хотел, чтобы люди услышали и поняли это. Поэтому основной идеей его Первой симфонии становится библейская тема наказания за неправедность и безверие, а эпиграфом к ней Рахманинов ставит слова Писания: «Мне отмщение, Аз воздам» (Рим, 12:19). Сквозной темой этого музыкального сочинения являются трагические интонации переработанного, гармонически приближенного к православному песнопению средневекового хорала «Dies irae» («День гнева»), переплетенные с темами из богослужебного «Обихода».

Премьера Первой симфонии оказалась неудачной, частично по вине дирижера Александра Глазунова, но в большей степени, из-за самой музыки, ее непривычности, новаторской сущности, опередившей время.

Рахманинов тяжелейшим образом переживал случившееся. Два с лишним года, он, по его собственным словам «был подобен человеку, у которого на долгое время отнялись голова и руки».

Но время шло, и когда в 1897 году Савва Мамонтов предложил ему занять место дирижёра в своей Русской частной опере, Рахманинов без колебаний согласился.

Имя Саввы Ивановича Мамонтова вписано золотыми буквами в историю русского меценатства. Вряд ли кто-то другой сделал больше для «серебряного века» русского искусства. На сцене его частной оперы в Москве блистали лучшие исполнители, а декорации создавали лучшие художники: Поленов, Коровин, Васнецов, Серов, Врубель. Сам Мамонтов, считавшийся одним из самых крупных промышленников России, удивительным образом сочетал это с талантами драматурга, режиссера, скульптора. Он не просто покровительствовал искусству, он создавал его, привлекая к себе все новое, молодое, одаренное. И никогда не ошибался. Так, например, услышав в Петербурге еще почти неизвестного Шаляпина, он просто «заболел» им, и сделал все возможное, чтобы переманить его к себе. Именно в театре Мамонтова раскрылся невероятный по своей силе драматический и певческий дар этого величайшего русского артиста.

Приглашение Рахманинова за дирижерский пульт оказалось еще одной гениальной находкой Мамонтова. Благодаря этому оркестр частной оперы зазвучал так, как никогда прежде. На репетициях двадцатичетырехлетний Рахманинов много работал не только с оркестрантами, но и с исполнителями оперных партий. По воспоминаниям концертмейстера Даниила Похитонова («Из прошлого русской оперы»), Шаляпин как-то сказал ему: «Знаешь, Доня, с кем я проходил роль Сальери? С Сережей Рахманиновым. Это было в Москве, когда я служил у Саввы Ивановича Мамонтова. И придирался же ко мне Рахманинов за каждую неточность!». Несмотря на такое начало знакомства, Рахманинов и Шаляпин сдружились настолько, что певец попросил Рахманинова быть шафером на его свадьбе с итальянской балериной, рыжеволосой красавицей Иолой Торнаги.

Их дружба продолжалась долгие годы и оборвалась только со смертью Шаляпина. В день похорон среди множества траурных венков с надписями «Величайшему артисту века», «Русскому гению», «Национальной русской славе», выделялся один, на ленте которого было написано: «Моему другу. С. Рахманинов».

Работа в Русской частной опере помогла Рахманову выйти из творческого кризиса. После трехлетнего перерыва он вновь начинает сочинять музыку.

В 1902 году, через четыре года после свадьбы Шаляпина, женится и Рахманинов. Его избранница - Наталья Сатина, которой еще двадцатилетним юношей он посвятил романс «Не пой, красавица, при мне» на стихи Александра Пушкина.

Людмила Ростовцова, дальняя родственница композитора, вспоминала полвека спустя: «Сережа женился на Наташе. Лучшей жены он не мог себе выбрать. Она любила его с детских лет, можно сказать, выстрадала его. Она была умна, музыкальна и очень содержательна. Мы радовались за Сережу, зная, в какие надежные руки он попадет...»

Возможно, судьба Рахманинова решилась бы и раньше, но Наталья Сатина была его двоюродной сестрой, и они оба понимали, что нужно убедиться в том, что их нежная привязанность друг к другу не мимолетное увлечение, а глубокое и сильное чувство. Браки между близкими родственниками были запрещены, и в каждом подобном случае надлежало обращаться к Императору как главе Святейшего Синода. Прошение было подано, но Сергей и Наталья обвенчались, не дожидаясь императорского решения. И в тот же день уехали в Вену в свадебное путешествие. Когда разрешение на брак было получено, Рахманиновы вернулись в Москву, в 1903 году у них родилась дочь Ирина, а в 1907 - Татьяна. Ни одного дня Рахманинов не пожалел о своем выборе, называя Наталью Александровну «добрым гением всей моей жизни». С середины двадцатых годов она сопровождала его во всех гастрольных поездках по Европе и Америке, заботилась о его отдыхе и сне, всегда была рядом, готовая помочь и поддержать. Купив в 1930 году дом в Швейцарии, Рахманинов гордо назвал поместье «Сенар», соединив первые буквы своего имени и имени жены, также как были соединены всю жизнь их любящие сердца.

Второй фортепианный концерт, оконченный в 1901 году, приносит музыканту европейскую известность. Он дает концерты во всех странах Европы. Начинается всемирный триумф русской музыки Рахманинова.

В 1906-1909 годах семья Рахманиновых большую часть времени живет в Дрездене, только на лето возвращаясь в Россию. В Дрездене написаны Вторая симфония, симфоническая поэма «Остров мертвых» (по мотивам картины художника - символиста Арнольда Бёклина) и Третий фортепианный концерт. Рахманинов очень любил этот город, и, уже покинув Россию, часто приезжал сюда. Любовь эта передалась его родным: именно здесь в 1924 году в православном храме во имя Симеона Дивногорца (Столпника) старшая дочь композитора Ирина венчалась с князем Петром Волконским.

К 1910 году творческая зрелость Рахманинова достигает своего расцвета, и он решает воплотить давно задуманное - написать музыку к литургии святителя Иоанна Златоуста. 31 июля 1910 года Рахманинов пишет профессору Московской Консерватории Никите Семеновичу Морозову: «Я кончил только Литургию. Об Литургии я давно думал и давно к ней стремился. Принялся за неё как-то нечаянно, не сразу увлекся. А потом очень скоро кончил. Давно не писал (…) ничего с таким удовольствием».

Первое исполнение «Литургии» состоялось в Москве 25 ноября 1910 года. Пел ее Синодальный хор под управлением знаменитого регента и друга Рахманинова Николая Данилина. Синодальный хор блестяще справился со своей задачей, но реакция современников на исполнение была далеко неоднозначной. Родственница Рахманинова Анна Трубникова вспоминает, что преподаватель Закона Божия в гимназии, где она преподавала, после «Литургии» отозвался о ней так: «Музыка действительно замечательная, даже слишком красивая, но при такой музыке молиться трудно. Не церковная». Такое суждение об этом сочинении часто повторялось в среде священнослужителей, в то время как светская критика видела в нем «холодную, головную…работу даровитого музыканта, не согретую огнем вдохновения».

Отчасти и те и другие были правы. В начале XX столетия в русской духовной музыке сложились достаточно четкие традиции трактовки жанра «Литургии», ее музыкального письма. Чинопоследование этого главного христианского богослужения практически неизменяемо, поэтому для музыкального переинтонирования литургических текстов требовалось не только вдохновение, но и специальные знания и умения, которыми Рахманинов недостаточно владел. Конечно, эти пробелы оказались скомпенсированы мощнейшим талантом композитора и его удивительной музыкальной интуицией, но сам Рахманинов понял, что ему еще надо постигать и секреты хоровой звучности, и приемы написания духовной музыки.

Пять лет разделяют «Всенощное бдение» и «Литургию св. Иоанна Златоуста». Пять лет ученичества и постижения тайн ремесла. В этот период написана музыкальная поэма для хора, оркестра и солистов «Колокола» на стихи Эдгара По в переводе Бальмонта. Благовест юности, праздничный свадебный звон, тревожный набат, погребальный звон - звуки, сопровождающие человека от рождения до смерти... В этом сочинении, где узнаваемые, «рахманиновские» мелодические обороты, идущие от древнерусского пения, переплетаются со звонами колоколов, композитор показывает себя блестяще овладевшим техникой хорового звучания. Ученичество переросло в высокое мастерство. Впереди у Рахманинова - «Всенощное бдение».

«Всенощное бдение» включает в себя пятнадцать песнопений, десять из которых написаны на подлинные обиходные распевы: знаменный, греческий, киевский, другие пять являются авторскими, но максимально приближены автором к звучанию церковных распевов. Рахманинову удалось так построить «Всенощную», что все средства её музыкальной выразительности направлены на передачу и углубление молитвенного смысла богослужения. Соединение современных музыкальных приемов и средств с архаическими древнерусскими распевами не только выявляет интонационное богатство и красоту первоисточника, но и открывает заложенную в них бесконечную духовную глубину. Сохраняя стилистическое своеобразие распевов, Рахманинов обогащает их симфонизмом, богатством образов и напряженностью драматургического развития, заставляя нас, слушающих, в покаянии склонить голову перед величием Творца.

Безусловно, «Всенощное бдение» является достоянием не только русской духовной, но и мировой классической музыки, и стоит в одном ряду с «Реквиемом» Моцарта и «Страстями» Баха.

«Всенощным бдением» символически завершается русский период творчества композитора. В декабре 1917 года, воспользовавшись приглашением на гастроли в Швецию, Рахманинов с семьей покидает Россию. Навсегда.

С 1918 года музыкант живет в Америке и занимается концертной деятельностью. Популярность Рахманинова была огромна, и до конца жизни слава лучшего пианиста в мире по праву принадлежала ему.

Первые годы эмиграции он не пишет музыку. Ностальгия, свойственная всем русским, вынужденно покинувшим Родину, у Рахманинова была особенно сильна. Он по-настоящему тосковал, сердце его осталось в России. В одном интервью он сказал: «Лишившись Родины, я потерял самого себя. У изгнанника, который лишился музыкальных корней, традиций и родной почвы, не остается желания творить, не остается иных утешений, кроме нерушимого безмолвия… воспоминаний».

До середины двадцатых годов, пока еще оставалась надежда на возвращение, Рахманинов как мог, поддерживал связь с друзьями и близкими, оставшимися в России. Александр Гёдике пишет: «Наступили …годы разрухи, гражданской войны и голода. В эти годы Сергей Васильевич старался помочь всем своим друзьям, родным и близким как только мог, посылая им сначала деньги, а затем посылки, которые являлись для всех, получивших их, большой поддержкой… В эти посылки входили…мука, крупа, сахар, сгущенное молоко, какао, растительное масло или сало. (…) О том, как жил в те годы Сергей Васильевич и что делал, мы не знали… Доходили до нас изредка слухи о его многочисленных концертных выступлениях в качестве пианиста, сопровождавшихся огромным успехом». Потом и эта тонкая ниточка, связывавшая его с Родиной, оборвалась.

И тогда боль и тоска по потерянной Родине выплеснулись на листы партитур: в 1927 году написан Четвертый фортепианный концерт, а после покупки дома, названного «Сенаром», куда семья приезжала на лето, Третья симфония и Рапсодия для фортепиано с оркестром.

С тех пор ни огромные гонорары, ни восхищение публики, ни любимый «Сенар» не могли заставить музыканта забыть о России. Все мысли его были с теми, кто в это время пытался выжить в страшной сталинской «душегубке». Рахманинов был одним из представителей русской интеллигенции, которые подписали в 1930 году обращение к гражданам Америки, протестующее против намерения правительства США официально признать Советский Союз с существующей в нем властью. «Взоры страны, которая была великой, но чей народ ныне мучается в оковах рабства, обращены на вас, - говорилось в нем. - Кто из вас может остаться холодным свидетелем пыток и бесчисленных казней? Кто может остаться равнодушным к преследованию религии? Кто из вас способен одобрить лишение имущества всех граждан страны? Можете ли вы относиться равнодушно к тому факту, что тысячи людей обречены на изнурительный труд? (…) Во имя великого прошлого и светлого будущего вашей страны - будьте другом и союзником великого русского народа, а не мучителей России». Вместе с ним обращение подписали Бунин, Зайцев, Куприн, Лосский, Набоков, Деникин, Гиппиус, Мережковский, Алданов...

Но в сорок первом, когда началась Великая Отечественная война, Рахманинов одним из первых решил, по словам его жены, «показать своим примером всем русским, что надо в такое время забыть … несогласия и объединиться для помощи… изнемогающей и страдающей России». Рахманинов дает концерты и половину сбора жертвует Международному Красному Кресту, а половину - генеральному консулу СССР в Нью-Йорке для передачи Советскому правительству.

17 февраля 1943 года состоялся последний концерт великого музыканта. Через неделю врачи обнаружили у него стремительно прогрессирующую форму рака. 27 марта врач, наблюдавший Рахманинова, посоветовал его жене позвать священника, чтобы тот исповедовал и преподал ему Святые Христовы Тайны. «Отец Григорий причастил его в 11 часов утра… Сергей Васильевич уже был без сознания. 27-го около полуночи началась агония, и 28-го в час ночи он тихо скончался». Отпевали великого музыканта в лос-анджелесском храме в честь иконы Божией Матери «Взыскание погибших», а похоронили недалеко от Нью-Йорка на русском кладбище в Кенсико.

Рахманинов ушел ко Творцу в Крестопоклонную неделю Великого поста 1943 года, а нам - его потомкам - в наследство досталась удивительная музыка русского гения, несущая в себе отсвет Благой вести.

РАХМАНИНОВ - ИЗВЕСТНЫЙ И НЕ ИЗВЕСТНЫЙ

Священник Пафнутий Жуков

В 2000 году испанский тенор Хосе Каррерас, выздоровевший от лейкемии, специально приехал в Москву для того, чтобы поблагодарить Россию за Рахманинова. Этот случай не единственный. Еще при жизни Рахманинова был известен ряд случаев, когда его музыка приносила исцеление. Вдова одного врача, исцелившаяся от душевного недуга и мыслей о самоубийстве, тайком приносила на каждый его концерт букет душистой сирени.

Священное Писание издревле свидетельствует о целительной силе музыки (см. 1 Цар 16:23). Музыка исцеляет человека не зарядом таинственной энергии, и не сочетанием вибраций, как полагают оккультисты; а тем Божественным, что в музыке (как и в иконографии) служит носителем подающего исцеление Святого Духа Божия. Не случайно приходится привести сравнение духовной музыки с иконографией. И то и другое бывает дано свыше, то и другое может служить лекарством для души и тела, и оба духовных искусства служат проповедью о Небесном Царстве. Господь Бог Своим непостижимым Промыслом наделяет художников, если это иконописцы - духовным зрением, а музыкантов - особым духовным слухом, открытым звучанию Божественной гармонии. И если говорить о музыке Рахманинова, то удивляться ее целительной силе не приходится.

Почему речь о музыке Рахманинова? Рахманинов один из немногих поставил своей художественной задачей воссоздать на новом уровне духовную музыкальную культуру древней Руси, и вновь облечь богослужение в ткань знаменных песнопений. Ведь знаменное пение - это не только гомофонная форма музыки, записанная знаками, но и прежде всего, духовная музыкальная культура древней Руси, воспринятая в наследие от осмогласия Иоанна Дамаскина - Октоиха. Дело в том, что знаменное пение столь же органично связано с природным мелодизмом церковно - славянской речи, как с греческим языком богослужения связано осмогласие. На глубинную духовную связь знаменного пения и осмогласия указывает и то, что знаменный мелодизм и песнопения Октоиха равно гармонично звучат как на церковно - славянским, так и на греческом. Пришедшее на смену русской знаменной музыке партесное песнопение, в основу которого была положена западно - европейская полифония (ее великими представителями стали Бортнянский, Архангельский, Римский - Корсаков, Чесноков, Гречанинов и Чайковский), такими качествами, к сожалению, не обладала.

Интересно, что американцы считают Сергея Рахманинова (1873 - 1943 гг.) великим американским композитором. Действительно, последние свои годы он прожил в Америке. Но в России, где он родился и вырос, и чью природную культуру и веру он впитал с материнским молоком, его музыка звучит не так часто, как она того заслуживает. Не хотелось бы думать о том, что боголюбивая Святая Русь, все еще звучащая в его музыке, утрачена безвозвратно. Наверное, Она все-таки жива, если жива музыка, и живы сыны великой России, которые ее чувствуют и понимают, пусть таких и немного... Впрочем, вне зависимости от национальности художника и времени, в которое он творил, истинное творчество имеет значение, конечно же, не национальное, а всемирное. Потому что, вырастая из национальной культуры, великое в искусстве становится откровением всему миру. И Рахманинов, как художник с особым духовным дарованием, также послужил для всего мира особым откровением. Его "Всенощное бдение" стоит в ряду с "Троицей" Андрея Рублева, "Страстями" И.С.Баха и "Реквиемом" Моцарта.

Великую музыку невозможно изобразить словами и эпитетами, потому что она неописуема. Описывая слепому от рождения человеку красоту Божественного мироздания, мы не достигнем успеха. Но если мы дадим ему услышать прекрасную музыку, то он сможет получить достаточно полное представление о прекрасном и Божественном, и духовным зрением познает то, что недоступно его глазам. Такова и есть музыка Рахманинова - духовно насыщенная, необычайно величественная, красочная, нежная и мечтательная. Она рассказывает миру о Боге и о любящей Его прекрасной Святой Руси, поющей Ему славу своим неповторимым колокольным гласом... О России, чьи бескрайние просторы украшены величественными храмами, наполненными чудотворными иконами, возвышенными молитвами и духовными песнопениями... Такой России уже почти никто не помнит и не знает, но такой Ее знал маленький Сережа Рахманинов...

Отец композитора Василий Аркадьевич был отставным офицером гродненского гусарского полка, человеком добрым и общительным, любившим шумные праздники и карточные застолья. Не умея разумно содержать имение и распорядиться огромным вначале приданным жены, он довел семью до крайней нужды. Мать Сергея, Любовь Петровна, обладавшая терпением и самоотверженностью, прилагала все усилия к тому, чтобы сохранить благополучие многодетной семьи; но в первые же десять лет супружества Василий Аркадьевич пустил по ветру четыре из пяти имений супруги. К тому времени, как родился Сережа, семья уже переселилась в пятое и последнее - в Онегу Новгородской губернии.

Первыми музыкальными воспитателями Сережи стали его мать и гувернантка мадемуазель Дефер. Дальнейшее его музыкальное образование проходило под руководством институтской подруги матери, пианистки Анны Даниловны Орнатской. Особую роль в жизни Сережи сыграла бабушка - генеральша Софья Александровна Бутакова, которая иногда увозила любимого внука к себе в Новгород. В доме бабушки он часто слышал старинные песни и былины, которые бабушка знала на память. В этом доме Сережа встретился и с собирателем русских былин, гусляром Трофимом Рябининым. А весной каждое утро мимо бабушкиного дома проходил пастушок, играя на берестяной жалейке.

Живя у бабушки, Сережа часто бывал с ней на службах и причащался Святых Таин. Он посещал и новгородские монастыри, где слушал монашеское пение - старинные знаменные распевы, и где, вероятно, впервые услышал о канонах Осмогласия - "ангельского пения", как называли его на Руси. Иногда мальчик заходил во двор стоявшего неподалеку храма Феодора Стратилата, где знакомый пономарь поднимал его на колокольню. Мальчик узнал разные звоны, имена колоколов, и научился различать их по голосам - вечевые и набатные, благовестные и полиелейные. Их чарующее переливчатое пение навсегда осталось в сердце великого музыканта. И через много лет этот незабываемый звон Новгородских колоколов вдруг воскреснет в звуках его 2-го фортепианного концерта, как голос Святой Руси. И первое впечатление мощного и стройного колокольного звучания стало и самым сильным, отложившим отпечаток на всю последующую жизнь великого композитора. Чудесная и сказочная Святая Русь его детства сохранилась в незабываемых звуках, которыми была полна его память, и пение церковных колоколов стало символом его творчества.

Души Своих избранников Господь воспитывает лишением и страданием, проводя через череду утрат, через слезы и тернии. Дарованный Богом талант мальчика требовал образования и развития; а лучшие учителя, способные его дать, находились в Петербурге и Москве. И в 1882 году закончилось детство музыканта: имение было продано за долги, семья Рахманиновых разорилась, и была вынуждена переехать к родным в Петербург, где Сергея приняли в подготовительные классы при консерватории. В эти дни его любимая старшая сестра Елена умирает от лейкемии, младшая София от дифтерита, отец покидает семью, а мать, не перенеся череду страшных ударов, замыкается в себе.

По совету двоюродного брата, знаменитого пианиста Александра Зилоти, Сергей поступает в Москву на воспитание к известному педагогу Николаю Сергеевичу Звереву, а затем и сам Зилоти принимает его в свой класс. Здесь юный пианист навсегда попадает под влияние Петра Ильича Чайковского, и утверждается в решении писать музыку. С 1885 г. Рахманинов поступает в Московскую консерваторию, где под руководством С.И.Танеева и А.С.Аренского изучает композицию. Консерваторию он заканчивает с отличием и большой золотой медалью, по двум классам: фортепиано и композиции. Огромную поддержку оказали юному музыканту его знаменитые наставники - Зилоти, Чайковский и Танеев, и прозорливее многих оказался музыкальный издатель Карл Гутхейль, с самого начала оказавший Рахманинову поддержку, и ставший главным его издателем В России.

В 1895 году, когда Рахманинов начинает работу над своей первой симфонией, Москва уже содрогалась от зловещих слухов. Рев толпы на Ходынке и разгоравшееся зарево жестокого и бессмысленного русского терроризма - вот черты того времени, когда первые звуки симфонии легли на листы партитур. Эпиграфом к сочинению стали слова Писания: "Мнe отмщение, Аз воздам..." (Рим 12:19). И уже тогда проявился особый уникальный дар композитора: в то время, когда многие художники всерьез считали, что все прекрасное в искусстве исчерпано, Рахманинов открывал еще более прекрасное. Не каждый способен отвечать на злобу мира пасхальной радостью. В то время, когда миллионы людей теряли веру, когда Россия сотрясалась и рушилась, погрязая в войнах, грабежах и убийствах, Рахманинов созидал Ее в музыке еще более совершенной, молитвенной и духовно могущественной.

В том и заключался его особый духовный дар, особая чудотворная сила - иметь стойкость и прозорливость, чтобы среди разрушения и отчаяния провидеть грядущее возрождение и новый образ великой России. Рахманинов писал не о прошлом, а о будущем, не фантазируя, а прорицая. Но не многие об этом догадывались. Признавая неоспоримую гениальность композитора, многие попросту не понимали, с чем связана умиротворенная сосредоточенность его музыки. К тому же в 1897 году симфония провалилась на премьере из-за никудышного исполнения Глазуновым... Критики злорадствовали... На грани отчаяния юный музыкант сбегает из сумасшедшей столицы в патриархальный Новгород, к любимой бабушке Софье, чтобы залечить душевные раны, и понемногу ему снова открывается поэтичная и молитвенная, живая и любящая Русь его детства.

К осени 1897 года Рахманинов принимает приглашение в частную оперу Саввы Мамонтова, где происходит его встреча с Федором Шаляпиным, положившая начало многолетней дружбе. Тогда впервые заговорили о Рахманинове, как о выдающемся дирижере. Подчинив оркестр строгой дисциплине, Рахманинов заставил его звучать так, как он не звучал прежде. Талантливые, но капризные музыканты были вынуждены признать правоту замечаний нового дирижера, и, наконец, исполнились к нему глубокой благодарности и уважения. Через Шаляпина и МХАТ, во время гастролей театра в Ялте произошла встреча Рахманинова с А.П.Чеховым, беседы с которым многое открыли молодому музыканту.

И совсем иные переживания принесла встреча с Толстым, перед которым Рахманинов прежде благоговел. От единственной беседы с Львом Николаевичем остался неприятный осадок. Старик Толстой был раздражен на всех и вся, и брюзжал, что поэзия и музыка - вздор. Бетховен - тоже вздор, Пушкин и Лермонтов - вздор... Выслушав рассуждения великого писателя, Рахманинов более всего в силу своей обычной молчаливости не стал ему возражать, но покинув его гостинную, вздохнул с облегчением. Однако вера Рахманинова в свое служение подверглась испытанию...

В 1900 году сказалось огромное напряжение первых лет творчества, и Рахманинов заболел. В результате душевной болезни особенно пострадала его вера в то, что людям нужна его музыка. Композитор так страдал, что родные и друзья стали бояться за его рассудок. Они поняли, что нужна помощь врача, и обратились к знаменитому психиатру Николаю Владимировичу Далю. Простые и дружеские беседы доктора Даля с Рахманиновым оказали необычайно благотворное действие: шаг за шагом он убедил композитора в необходимости следовать своему предназначению, убедил в необходимости писать музыку и рассеял сомнения в собственной никчемности. Не нужно пренебрегать дарованием, не нужно закапывать данный Богом талант: Рахманинов нужен России, что бы не говорили и не писали продажные писаки... Словно пробудившись, Рахманинов вновь приступает к работе, и к началу 1901 года завершает 2-й фортепьянный концерт, который был посвящен Н.Далю.

Москва 1901 года встречает его в зловещей лихорадке. Массовые драки на Трубной и на Хитровке, грабежи в переулках, рабочие стачки, террористы с бомбами в саквояжах, холод, страх и неуверенность повсюду. Но, как бы в ответ общему озлоблению, Рахманинов вновь находит в себе силы писать о светлом и возвышенном. Со своей невестой Натальей Сатиной он посещает Третьяковскую галерею, и подолгу всматривается в полотна Левитана, желая еще полнее и точнее запечатлеть в себе душу великой России. Эту бессмертную душу он задумал сохранить в своей музыке во всей ее первозданной чистоте, чтобы снова вдохнуть в ту будущую великую страну, которую однажды воскресит Господь, как Лазаря, и исцелит от проказы, как Иова. Для того и нужна его музыка, как нужны картины Левитана и поэзия Пушкина. И среди общего хаоса и уныния начинает все громче звучать колокольный призыв 2-го фортепианного концерта, принесшего ему всемирную славу. В эти дни он венчается с Натальей Сатиной, и начинает принимать приглашения от европейских музыкальных обществ. С первых европейских гастролей начинается всемирный триумф музыки Рахманинова.

К 1904 год кризис в России усугубляется. Начинается война с Японией и осада Порт - Артура, все больше и больше русской крови требует бойня в Манчжурии. 17 января, в день рождения Чехова, МХАТ ставит "Вишневый сад", и в тот же год Россия прощается с великим писателем. Смерть Чехова Рахманинов переживает как личную утрату, и чувствует себя еще более одиноким. Эта утрата становится для него знаком присутствия какой - то почти осязаемой тьмы, неумолимо наползавшей на Россию...

Осенью музыкант получает приглашение занять место дирижера Большого Театра. Интриганы из РМО и настроенные ими оркестранты встречают Рахманинова враждебно, но молодой дирижер проявляет необычайную волю и самообладание, и успех его выступлений обращает ненависть в восторг и обожание. 1905 год приносит еще больше всеобщей тревоги и слез: расстреляна январская демонстрация в Петербурге, сдан героический Порт - Артур, в Цусимском проливе гибнет русская эскадра, а под Мукденом слагает головы вся Манчжурская армия. Неспокойно и в Москве: на улицах террор, казаки, перестрелки, плач и траур. На лето композитор уезжает работать в свое новое имение Ивановку, но гроза докатывается и туда. Пылают усадьбы помещиков, ползут слухи о восстании на "Потемкине". А осенью разразился громкий скандал в стенах консерватории: директор Сафонов публично оскорбил С.И.Танеева, и всеми любимый Танеев подал прошение об отставке. Поддержка Танеева такими музыкантами, как Аренский, Римский - Корсаков и Рахманинов все поставила на свои места. Танеев покинул консерваторию, но революция в музыке пока не состоялась. Зато на улицах она с новой силой гремела канонадой на Пресне, повергая столицу в страх и отчаяние.

1906 год Рахманинов проводит в Италии, где к осени 1907 года им написана 2-я симфония. В 1908 году состоялась ее премьера в Москве, а летом 1909 года написан 3-й концерт для фортепиано. Осенью 1910 года композитор посещает Америку. В то же лето вернувшись в Россию, он пишет Литургию Иоанна Златоустого. Работая над Литургией, композитор не раз обращается к авторитетному мастеру церковной музыки Александру Кастальскому. Партитура Литургии была закончена к осени и передана для исполнения руководителю Синодального хора Данилину. Заботами Кастальского было организовано прослушивание, и на закрытый концерт были приглашены представители Московского духовенства. Знаменитый Синодальный хор блестяще справился со своей задачей, но реакция духовенства, воспитанного на гармонии западноевропейских партесных песнопений, была прохладной: " - Музыка действительно замечательная, даже слишком красивая, но... не церковная...". Так, первая попытка Рахманинова вновь облечь церковную молитву в ткань древнерусских знаменных распевов сочувствия не встретила. Но она послужила подготовительной ступенью для создания через пять лет еще более величественного "Всенощного бдения", послужившего символическим завершением русского периода творчества великого художника, и ставшего его завещанием погружавшейся во тьму России. И, возможно, в утверждение своей мысли о необходимости возвращения богослужебного устава к русской знаменной музыке, и о ее глубинной связи с наследием Осьмогласия, Рахманинов вновь встает за дирижерский пульт Большого Театра, чтобы незабываемо исполнить кантату своего учителя С.И.Танеева "Иоанн Дамаскин".

В свои последние годы в России Рахманинов много выступает в качестве дирижера - интерпертатора, заново открывая для слушателей музыку Бородина, Чайковского, Римского-Корсакова, Грига и Моцарта. Его исполнение "Сечи при Керженце" Н.А.Римского - Корсакова было единодушно признано гениальным. Глубочайшее проникновение в композиторский замысел, ниспровержение всех наносных штампов, логичность и глубина исполнения - вот характерные черты Рахманинова - дирижера. Николай Метнер, по его словам, сам затрепетал от испуга перед внезапно воскресшим Моцартом, и даже осторожный в суждениях Юрий Энгель объявил Рахманинова "Дирижером Божией милостию".

Проведя зиму и весну 1913 года в Риме, Рахманинов работает над 2-й фортепианной сонатой и симфонией для хора и оркестра "Колокола", где ему удалось вписать в колокольное пение образы четырех этапов человеческой жизни, как стихию четырех характеров колокольного звона: серебряного, золотого, медного и железного. И уже не впервые он вплетает в партитуру четыре заветных колокольных тона Новгородской Софии. Они звучат то нежно, то весело, то жалобно, то грозно...

Окидывая взглядом русский период творчества Рахманинова, вряд ли можно согласиться с мыслью М.Горького о том, что десятилетие 1907-17 гг. заслуживает имени "самого позорного и бездарного" в истории русской интеллигенции. Действительно, многие художники были подавлены, и искали для себя в искусстве не пути, а убежища, но такого нельзя сказать о Рахманинове и тех, кто разделял его веру.
Рахманинов покинул Россию осенью 1917 года, уезжая на концертный сезон в Скандинавию, но живя во Франции и Америке, он не стал ни французом, ни американцем, общаясь лишь с близкими ему русскими людьми. Он тяжело переживал трагедию революции, коммунистического террора, гражданской войны, кровавых репрессий, и не менее мучительным переживанием для композитора было узнать о начале кровопролитной войны с Германией, о том, что Святая Русь его детства вновь лежит в руинах, и гусеницы вражеских машин вдавливают в землю ее хрупкую красоту и тысячелетнюю историю. И в годы Великой Отечественной Войны его публичные концерты в помощь Красной армии послужили личным вкладом музыканта в дело победы над фашизмом.

В 1943 году жизненный путь Рахманинова пришел к завершению. Состояние его здоровья стало резко ухудшаться, и врачи обнаружили быстротекущую форму рака. Композитор угасал, и последние дни редко приходил в сознание, но пробуждаясь, просил Наталью Александровну прочитать ему сводки с русского фронта. Узнав о победе под Сталинградом, он прошептал: " - Слава Богу!..". Каждое биение его сердца, каждая молитва, каждый вздох, до самого последнего, были с Россией... 28 марта, в Крестопоклонную неделю Великого поста, сердце великого музыканта престало биться, и он предстал Богу.

Полнее всего о духовном мире художника может рассказать только его музыка. Но некоторые немаловажные детали его творчества говорят о том, что он всегда отдавал себе отчет в Источнике своего дарования. Речь не только о тематике сочинений, о любимых им колоколах и духовной музыке. Завершая в 1936 году в Сенаре свою 3-ю симфонию, он оставляет на титульном листе краткую запись: "Кончил. Славу Богу. С.Р. 6.IV. 1936 г. ".

Особенностью характера Рахманинова была великая скромность, некоторая замкнутость и отрешенность от мира, и, что всегда отражалось в его музыке, особенная умиротворенная возвышенность. Один из его современников, пианист Иосиф Гофман утверждал, что не знал человека "чище и святее, чем Рахманинов". А о милосердности души великого композитора ходили легенды. Получая в Америке миллионные гонорары, Рахманинов продолжал жить скромно и уединенно, отклоняя все приглашения на банкеты и чествования, и посылая бесчисленные посылки всем, кого знал и кого не знал в страждущей России.

Его простота и честность, внутренняя собранность, непримиримость к небрежности и непорядочности, верность дружбе и принятому решению оказали влияние не только на всех, кто его знал, но и на всю Российскую музыкальную и художественную культуру. Само время творчества Рахманинова свидетельствует о том, что его гений был ниспослан России на смену Пушкину, Левитану и Чайковскому. Воодушевляясь его любовью и верой, многие художники и музыканты вольно или невольно примыкали к выбранному им пути. Вероятно именно поэтому великий русский певец Леонид Собинов говорил: "...Рахманинов - единственная надежда России в области музыки".

Но, пожалуй, не менее важным в его творчестве стало то, что русский и православный в своем мировоззрении, Рахманинов развенчивает навязываемый нам ложный стереотип русской души, как бесшабашно веселой, разухабистой и бездеятельной, непрестанно мечащейся между пьянством, тоской и буйством. Он показал всему миру ее главные и истинные черты: верность, молитвенность, стойкость, милосердность, возвышенность, поэтичность и скромность. И, что важнее всего, он сам сумел послужить живым примером такого идеала, как сказано: "...а иже сотворит и научит, сей велий наречется в Царствии Небeснeм" (Мф 5:19).

Искусство | Композиторы

Рахманинов Сергей Васильевич

Композитор, пианист и дирижёр

Сергей Рахманинов родился 1 апреля 1873 года под Новгородом.

Длительное время местом рождения Рахманинова считалось имение Онег, принадлежавшее его матери, однако в других исследованиях местом рождения Сергея Рахманинова называется усадьба Семеново Старорусского уезда Новгородской губернии. Но детство Сергея Рахманинова прошло именно в Онеге.

Рахманинов родился в семье генеральской дочери Любови Бутаковой и отставного гусарского офицера Гродненского полка Василия Рахманинова. Любовь Петровна получила в приданое пять имений с большими земельными угодьями. Одно из этих имений было родовое, а другие получены ее отцом Петром Бутаковым в награду за службу в кадетском корпусе. Отец Сергея Рахманинова за десять лет растратил наследство семьи, тем временем в семье Рахманиновых родились шестеро детей: Владимир, Сергей, Аркадий, Елена, София и Варвара.

Сергей Рахманинов рос в музыкальной семье. Известно, что будущий композитор любил слушать колокольный звон, посещая с бабушкой Новгородские монастыри. Его дед Аркадий Александрович учился у Джона Фильда, был пианистом-любителем и композитором, и несколько его сочинений было издано в 18-м столетии. Отец великого композитора так же был очень музыкально одаренным человеком. Мама Рахманинова окончила консерваторию по классу фортепиано у известного педагога Антона Рубинштейна, неплохо пела и была первым педагогом по фортепиано у Сергея, хотя, по воспоминаниям самого композитора, эти уроки доставляли ему «большое неудовольствие». Тем не менее, к четырём годам маленький Сергей Рахманинов уже умел играть в четыре руки со своим дедом.

В начале 1880-х годов на семью Рахманиновых обрушились тяжелые невзгоды. Материальное благополучие семьи было разрушено, имение Онег было продано, и Рахманиновы переселились в Петербург. Осенью 1882 года Сергей Рахманинов поступил на младшее отделение Петербургской консерватории в класс педагога В.В.Демьянского и поселился в доме Трубниковых. Но нелады в семье, отсутствие правильного надзора и ранняя самостоятельность маленького Сергея мало способствовали учению. Самым близким человеком для Рахманинова в те годы была его бабушка С.А.Бутакова. По окончанию каждого года занятий в Петербургской консерватории она брала внука к себе в Новгород или близлежащее имение Борисово.

В 1885 году, после многочисленных просьб матери, Сергея Рахманинова прослушал его двоюродный брат музыкант А.И.Зилоти. Убедившись в даровании своего кузена, Зилоти увез Сергея в московскую консерваторию, в класс уникального педагога и наставника Николая Зверева. Сергей стал его учеником, и жил в его доме вместе с другими мальчиками. Режим занятий был очень строгим. Зверев был строг со своими учениками, но справедлив, не терпел лени и тщательно отбирал товарищей своим ученикам. Огромное значение для юного музыканта имела художественная и интеллектуальная атмосфера дома Зверева. Рахманинов посещал концерты замечательных пианистов А.Н.Есипова, А.И.Зилоти и А.Г.Рубинштейна, познакомился с С.И.Танеевым, В.И.Сафоновым и П.И.Чайковским, дружбой и поддержкой которого Рахманинов особенно дорожил. Именно в годы пребывания у Зверева Рахманинов усвоил умение трудиться, которое помогло впоследствии вести на редкость интенсивную и разностороннюю работу композитора, пианиста и дирижера. Громадные успехи Сергея Рахманинова и по классу фортепиано, и по специальной теории с каждым годом все ярче выделяли его среди учеников консерватории.

В конце 1889 года Рахманинов перестал жить у Зверева и переехал к Варваре и Александру Сатиным. Их имение Ивановка в Тамбовской губернии стало его любимым местом отдыха и его лучшей творческой лабораторией. В Ивановке Сергей Рахманинов встретился с тремя сестрами Скалон, одной из которых была Вера. Девушка влюбилась в юного музыканта, и он ответил ей взаимностью. Рахманинов посвятил ей созданный в Ивановке романс «В молчанье ночи тайной», написанный им на стихи Александра Фета. Уехав в Москву, он написал ей более ста трогательных и возвышенных писем. Вере Скалон Сергей Рахманинов так же написал романс для виолончели и фортепьяно и вторую часть своего Первого фортепьянного концерта.

Рахманинов начал выступать в годы обучения в Московской консерватории, и его выступления проходили с большим успехом. На старшем отделении консерватории Рахманинов начал заниматься композицией под руководством С.И.Танеева и А.С.Аренского. Тогда же Сергей Рахманинов впервые встретился с Петром Чайковским, заметившего способного ученика и внимательно следившего за его успехами. Через некоторое время Чайковский сказал: «Я предсказываю ему великое будущее».

Несомненным успехом 19-летнего Рахманинова было постановка его оперы «Алеко» в Большом театре. Музыка оперы, покоряющая юношеской страстностью, драматической силой, богатством и выразительностью мелодий, получила высокую оценку крупнейших музыкантов, критиков и слушателей. Музыкальный мир отнёсся к «Алеко» не как к школьной работе, а как к творению высочайшего мастера. Особенно высоко оценил оперу Чайковский: «Эта прелестная вещь мне очень понравилась», - писал он своему брату. В последние годы жизни Чайковского, Рахманинов часто с ним общался. Он высоко ценил творчество Чайковского, и был ободрён своим первым успехом и моральной поддержкой знаменитого композитора.

После окончания консерватории Рахманинов сочинил ряд произведений. Среди них были симфоническая фантазия «Утёс», первая сюита для двух фортепиано, «Музыкальные моменты», до-диез минорная прелюдия, романсы «Не пой, красавица, при мне», «В молчанье ночи тайной», «Островок» и «Весенние воды». В 1893 году после смерти Чайковского Рахманиновым было создано «Эллегическое трио». Сергей Васильевич рассказывал в одном из интервью: «Чайковский умер в октябре того же года, глубокое чувство тяжёлой утраты побудило меня написать Элегическое трио «Памяти великого художника» для фортепиано, скрипки и виолончели… Вы видите, что год моего композиторского дебюта был довольно напряжённым. Я сочинил несколько серьёзных вещей одну за другой, но странно, что маленькая фортепианная пьеса - Прелюдия cis-moll - сделала меня известным во многих странах».

С весны 1894 года Рахманинов начал педагогическую работу в Мариинском женском училище и Елизаветинском институте. Крупнейшим созданием молодого композитора в то время стала Первая симфония, написанная в период с1895-го по 1897-й годы. Однако необычность симфонии, и ее неудачное исполнение А.К.Глазуновым привели к провалу, который тяжело переживался автором. Большое значение для композитора в это время имела моральная поддержка и забота близких ему людей. Лето 1897 года он провел в компании семейства Скалон в их нижегородском имении Игнатово.

С 1897 года началась дирижерская деятельность Рахманинова на посту второго капельмейстера оперного театра С.И.Мамонтова. В мамонтовском театре произошла встреча Рахманинова с Федором Шаляпиным, с которым композитор поддерживал дружеские отношения всю жизнь. Летом 1898 года Рахманинов с артистами Русской частной оперы приехал в Крым, где встретился с Антоном Чеховым. Весной 1899 года состоялась первая концертная поездка Рахманинова за границу в Англию.

На первые годы нового столетия пришлось начало новой главы в летописи жизни и творчества Рахманинова. Великий музыкант испытывал мощный прилив творческих сил. Рахманинов создавал новые произведения, выступал в концертах в Вене, Москве, Петербурге и провинции, с 1904 года занял пост капельмейстера Большого театра. Произошли изменения и в личной жизни композитора. Давняя юношеская дружба с Натальей Сатиной, в доме родителей которой он жил несколько лет, и с которой провел практически все отрочество, переросла во взаимное чувство. Именно Наталье Сатиной 20-летний композитор посвятил романс «Не пой, красавица, при мне». 29 апреля 1902 года они поженились в небольшой церкви 6-го гренадерского Таврического полка на окраине Москвы. После венчания, едва заехав домой переодеться, молодожены уехали на вокзал и взяли билеты в Вену, откуда уехали в свадебное путешествие. Спустя несколько месяцев они вернулись в Россию, но еще некоторое время жили в Ивановке, где родилась их первая дочь. Нужно отметить, что Сергей и Наталья были двоюродными братом и сестрой, а браки между близкими родственниками были запрещены, и на их проведение требовалось личное разрешение императора России, которое давалось в исключительных случаях. Прошение было послано, но жених и невеста не стали дожидаться ответа от царя, и поженились, несмотря на возможные большие неприятности, нарушить закон. Все обошлось, они вернулись в Москву в свою квартиру на Воздвиженке, и 14 марта 1903 года у них родилась дочь Ирина. А 21 июня 1907 года у Рахманиновых родилась еще одна девочка, которую они назвали Татьяна. Людмила Ростовцова, дальняя родственница Сергея Рахманинова, сестра Веры Скалон, писала полвека спустя: «Сережа женился на Наташе. Лучшей жены он не мог себе выбрать. Она любила его с детских лет, можно сказать, выстрадала его. Она была умна, музыкальна и очень содержательна. Мы радовались за Сережу, зная, в какие надежные руки он попадает…».

Высокий, красивый и неизменно элегантный Рахманинов всегда был окружен множеством поклонниц. За свою жизнь он написал более 80 романсов, каждый из которых был посвящен какой-либо женщине. В сентябре 1916 года всего за две с половиной недели им были написаны шесть романсов, посвященные певице Нине Кошиц. Сергей Рахманинов аккомпанировал ей на гастролях, и не скрывал своей влюбленной восторженности, что давало почву для пересудов. Но революция и эмиграция Рахманинова положили конец этой истории. В эмиграции им не было написано ни одного романса. Последние восемнадцать лет Сергея Васильевича в его гастрольных поездках его сопровождала жена, которая делила с ним все тяготы длительных переездов, многочисленных пересадок и утомительных бессонных ночей. Она оберегала его от сквозняков, следила за его отдыхом, едой, после концертов укладывала вещи и, главное, морально поддерживала его. Сергей Васильевич называл свою жену «добрый гений всей моей жизни».

Мировую войну 1914-1918 годов Рахманинов воспринял как тяжелейшее испытание для России. С первого же «военного сезона» Сергей Васильевич стал постоянно участвовать в благотворительных концертах, и воспринял февральскую революцию 1917 года как радостное событие. Вскоре его чувство радости сменилось сомнениями, которые все более нарастали в связи с развертывающимися событиями. Октябрьская революция была встречена композитором с тревогой. По его мнению, в связи с ломкой всего строя артистическая деятельность в России могла прекратиться на многие годы, и выехав в декабре 1917 года на гастроли в Швецию, Рахманинов вместе с семьей больше не возвращался в Россию. Он покинул Родину, оторвался от той почвы, на которой выросло его творчество, и до конца своих дней переживал глубокую внутреннюю драму. «Уехав из России, я потерял желание сочинять. Лишившись родины, я потерял самого себя…» - говорил он.

В эмиграции семья Рахманинова первоначально обосновалась в Дании, где композитор много выступал с концертами, чтобы заработать на жизнь, а в 1918 году Рахманиновы переехали в Америку, где концертная деятельность Рахманинова продолжалась без перерыва почти 25 лет. В Америке Сергей Рахманинов добился ошеломляющего успеха. Слушателей привлекало не только высокое исполнительское мастерство Рахманинова, но и манера его игры, внешний аскетизм, за которым скрывалась яркая натура гениального музыканта. «Человек, способный в такой манере и с такой силой выражать свои чувства, должен, прежде всего, научиться владеть ими в совершенстве, быть им хозяином…» – было написано в одной из рецензий. В интервью о работе в Америке Рахманинов рассказал: «Надоела Америка. Вы подумайте: концертировать чуть не ежедневно подряд три месяца. Играл я исключительно свои произведения. Успех был большой, заставляли бисировать до семи раз, что по тамошней публике очень много. Публика удивительно холодная, избалованная гастролями первоклассных артистов, ищущая всегда чего-нибудь необыкновенного, непохожего на других. Тамошние газеты обязательно отмечают, сколько раз вызывали, и для большой публики это является мерилом вашего дарования».

В эмиграции Рахманинов почти прекратил свои дирижёрские выступления, хотя его приглашали занять пост руководителя Бостонского симфонического оркестра, а позже оркестра города Цинциннати. Но он не согласился и лишь изредка вставал за дирижёрский пульт, когда исполнялись его собственные сочинения. В интервью он рассказывал: «Что меня в Америке приятно поразило и глубоко тронуло, это популярность Чайковского. Вокруг имени нашего композитора создался прямо-таки культ. Не проходит ни одного концерта, в программе которого не стояло бы имя Чайковского. И что удивительнее всего, янки, пожалуй, лучше нас русских чувствуют и понимают Чайковского. Положительно каждая нота Чайковского им что-нибудь говорит. Музыкальное образование в Америке поставлено хорошо. Я посетил консерватории в Бостоне и Нью-Йорке. Мне, конечно, показали лучших учеников, но и в самой манере исполнения видна хорошая школа. Это, впрочем, понятно - американцы не скупятся выписывать лучших европейских виртуозов и платить им колоссальные гонорары за преподавание. Да и вообще в штате профессоров их консерваторий 40% иностранцев. Оркестры также очень хороши. Особенно в Бостоне. Это, без сомнения, один из лучших оркестров в мире. Впрочем, он на 90% состоит из иностранцев. Духовые инструменты - все французы, а струнные в руках немцев».

Живя за границей, Рахманинов не забывал о Родине. Он очень внимательно следил за развитием советской культуры, и отношение к власти большевиков Рахманинова было непоколебимо отрицательным. Давая концерты в Америке и в Европе, Рахманинов достиг артистического и материального благополучия, но не обрел утраченного при отъезде из России душевного покоя. В течение многих лет он оказывал помощь товарищам по профессии, проводил благотворительные концерты. Композитор помогал конструктору вертолетов Сикорскому. Встречаясь с ним в Америке, он с увлечением слушал его рассказы об испытаниях новых летательных аппаратов.

В 1930 году Сергей Васильевич приобрел дом неподалеку от Люцерны, и назвал это поместье «Сенар», соединив две первые буквы своего имени и имени своей жены Натальи, добавив к ним букву «Р» - Рахманиновы. Наталья Рахманинова вспоминала: «В 1930 году в Клерфонтен приехал О.О.Риземан, который собирался написать биографию Сергея Васильевича. Он с таким восторгом рассказывал о жизни в Швейцарии и так уговаривал Сергея Васильевича купить там какой-нибудь участок земли, чтобы проводить летний отдых в этой покойной стране, что Сергей Васильевич решил съездить туда. Он давно тяготился ежегодными поисками дач в Европе и говорил о желании осесть в определённом месте, не мотаясь по дачам и курортам на старости лет. Мы поехали в Швейцарию в конце августа и остановились у друзей Риземана - проф. Крамера с женой, живших на своей вилле на берегу Фирвальдштетского озера, недалеко от Люцерна. Мы разъезжали по всем окрестностям и тщательно осматривали предлагаемые участки. Наконец мы нашли хорошее место около Гертенштейна, принадлежавшее одной вдове. Место это очень понравилось Сергею Васильевичу, и он сразу его купил. В этом имении был большой трёхэтажный очень старый дом. Сергей Васильевич решил его снести и выстроить новый со всеми удобствами. Дом наш был выстроен на месте большой скалы, которую пришлось взорвать. В течение двух лет, пока строился этот дом, мы жили в сравнительно небольшом флигеле. Рабочие приходили в 6 часов утра и начинали работать какими-то буравами. Адский шум не давал нам спать. Сергей Васильевич был так увлечён строительством, что относился к этому снисходительно. Он любил рассматривать с архитектором все планы, с удовольствием расхаживал с ним по постройке и ещё больше увлекался разговорами с садовником, который распланировал сад. Весь пустой участок перед будущим домом пришлось заполнить на два с половиной метра глубины громадными глыбами гранита, оставшимися от взрыва скалы. Это было покрыто землёй и засеяно травой. Через два-три года участок этот превратился в великолепный зелёный луг, расстилавшийся перед домом. Крутой обрыв от дома к озеру пришлось из-за оползней выложить камнями, получилась настоящая стена, которая была прозвана Гибралтаром. Пока строился дом, к нам во флигель нередко приезжали русские друзья: Горовиц с женой, скрипач Мильштейн, виолончелист Пятигорский и другие. В эти дни было много хорошей музыки. Наш новый дом был выстроен в стиле модерн, с тремя большими террасами, с видом на озеро, на гору Пилатус с одной стороны, и гору Риги - с другой. Сергей Васильевич снёс старую пристань для лодок и выстроил на этом месте новую для моторной лодки. Площадка около пристани была выстлана гранитными плитами, на ней две скамейки, и от неё широкая лестница, спускающаяся прямо в озеро. Дом был выстроен очень удачно. Он был красив и уютен. Одна из дверей большой прихожей вела в студию Сергея Васильевича, которая была расположена на западной стороне дома. Это была большая комната с двумя громадными окнами, из которых была видна лестница, спускающаяся прямо в озеро. Что касается сада, то он был полон цветущих кустарников, и только очень небольшой участок был оставлен незасаженным для земляники и небольшого огорода. Сергей Васильевич с такой любовью сажал каждый куст и дерево. Приезжая весной в Сенар, он первым делом обходил свои насаждения, смотря, на сколько они выросли с осени. К сожалению, ему не пришлось увидеть Сенар после войны 1939–1945 годов. Как он был бы поражён, увидав, как выросли все его посадки и как всё было действительно необыкновенно красиво. Хорошо было приезжать весной после концертного сезона и утомительных поездок по Америке и Европе к себе домой, в наш чудесный Сенар. Всем нам было там так уютно и хорошо. Красивый поместительный дом со всеми удобствами, сад, полный цветов, великолепное купанье, тишина... Только два раза мне пришлось уговаривать и убеждать Сергея Васильевича ненадолго уехать из Сенара на курорт для лечения его пальцев, так как боль в одном из пальцев пугала его и немного мешала играть. В первый же год по окончании работы в доме он сочинил, живя в Сенаре, одну из лучших своих вещей - Рапсодию для фортепиано с оркестром. Это было в 1934 году. Следующие два лета в Сенаре он работал и окончил свою Третью симфонию. В 1938 году ему хотелось отдохнуть, и он ограничился только просмотром разных мелких вещей и вырабатыванием планов для будущей большой работы. Его глубоко огорчила смерть Шаляпина весной 1938 года, и он постоянно вспоминал о нём. Весной 1939 года Сергей Васильевич поскользнулся в столовой и тяжело упал. Я была рядом на террасе. Бывший с ним англичанин г. Локкарт, временно исполнявший обязанности секретаря Сергея Васильевича, так растерялся, что даже не позвал меня. Но прибежала, услыхав грохот, экономка, и мы втроём отвезли на лифте бледного, как смерть, Сергея Васильевича наверх и уложили в кровать. Из Люцерна был вызван доктор, который велел ему лежать; он сказал, что, по-видимому, перелома нет. Приехав на другой день, доктор убедился, что кроме сильного ушиба и потрясения от падения ничего нет. Он сказал, что Сергей Васильевич может встать и скоро ему можно будет начать играть. У Сергея Васильевича всё же долго болела левая нога, а рука около кисти была совсем синяя. Ушиб был настолько сильный, что в продолжение всего лета Сергей Васильевич гулял по саду прихрамывая и с двумя палками. Когда позже мы поехали в Люцерн к хирургу Бруну, чтобы сделать рентгеновский снимок, Сергей Васильевич беспокоился в особенности о руке, Брун сказал мне с восхищением, что за всю свою многолетнюю практику он не видал такой совершенной по форме руки».

Главным увлечением Сергея Рахманинова помимо музыки была техника. Всем гостям своей виллы «Сенар» он демонстрировал лифт, пылесос и игрушечную железную дорогу. А на свое изобретение - муфту с грелкой внутри для согревания рук перед концертом - Сергей Рахманинов даже получил патент. Особой страстью Рахманинова были автомобили. Знаменитейший скрипач Натан Мильштейн вспоминал: «Рахманинов очень любил водить автомашину. Каждый год Рахманинов покупал новый «кадиллак» или «континенталь», потому что не любил возиться с ремонтом».

Семья Рахманинова прожила в поместье «Сенар» около 10 лет, но после начала Второй мировой войны переехала в Америку. После нападения гитлеровской Германии на Советский Союз Рахманинов старался помогать соотечественникам. В 1941 году он провел благотворительный концерт в Нью-Йорке, весь сбор от которого передал советскому консулу В.А.Федюшину. В сопроводительном письме Сергей Васильевич написал: «От одного из русских посильная помощь русскому народу в его борьбе с врагом. Хочу верить, верю в полную победу!...». Это был не единственный его концерт, гонорар от которого пошел в помощь борющейся Родине.

В 1942 году исполнилось 50 лет с начала артистической деятельности Рахманинова, но юбиляр запретил родственникам и друзьям говорить об этом. С одной стороны он не любил торжественные мероприятия с банкетами и тостами, с другой - считал празднование неуместным, когда на фронтах лилась кровь. В Америке мало кто вспомнил о юбилее композитора, лишь представители фирмы «Стейнвей» преподнесли Рахманинову великолепный рояль. А в Советском Союзе в Большом театре была организована выставка, посвященная жизни и творчеству Рахманинова.

Последний концертный сезон, несмотря на плохое самочувствие, Рахманинов начал 12 октября 1942 года. 17 февраля 1943 года состоялся его последний концерт, после которого из-за болезни Рахманинов вынужден был прервать турне. Из воспоминаний жены композитора: «Во время войны мы проводили лето 1940 и 1941 годов на дачах недалеко от Нью-Йорка. В 1942 году Сергей Васильевич решил провести лето в Калифорнии. Он написал С.Л. Бертенсону письмо с просьбой подыскать нам подходящую дачу. Скоро пришёл ответ, что дача найдена. Это была вилла, принадлежавшая киноартистке. Дом этот стоял на горе, и с террасы был дивный вид на Лос-Анджелес и всю окрестность. При вилле был большой бассейн для купанья. В саду пальмы, цветы. В студии Сергея Васильевича стояли два рояля. Недалеко от нас жили Владимир Горовиц и его жена. Чтобы добраться до них, надо было только спуститься с нашей горы. Сергей Васильевич очень любил Ванду Горовиц за её прямолинейность. Сергей Васильевич с Горовицем не раз с большим удовольствием играли на двух роялях. Играли они Моцарта, сюиты Сергея Васильевича, только что вышедшее переложение для двух фортепиано «Симфонических танцев» Сергея Васильевича и другие вещи. Мы часто приглашали гостей вечером к ужину. На громадной террасе в этом доме были расставлены небольшие столики, на которых сервировалась еда. Все стены террасы были покрыты цветами, и всюду горели лампы. Было очень красиво и удобно. Приезжали Бертенсон, Горовицы, Федя Шаляпин, Тамировы, Ратовы. Было очень весело и оживлённо. Приехал раз и Артур Рубинштейн с женой. Раз обедала чета Стравинских, в свою очередь пригласившие нас на обед. Были мы и у Тамировых, живших на ферме за городом. Помню хорошо один удачный вечер у Тамировых. Вместе с нами были Горовицы и бывший артист Художественного театра Лев Булгаков с женой. Это был очень весёлый человек. Однажды у Горовица мы познакомились с Чарли Чаплином, Рене Клером, Де Миллсом и другими актёрами. У Рубинштейна мы встретились с Шарлем Буайе и Рональдом Колменом. Артур Рубинштейн был превосходный рассказчик. Киноактёры часто советовали ему выступить в кино. В этот вечер он рассказывал что-то о двух птицах и представил одну из них так хорошо, что я до сих пор вижу его этой птицей. Рубинштейн сыграл нам также свою запись Фортепианного концерта Грига и привёл в восторг Сергея Васильевича и всех присутствующих. Сергей Васильевич помнил Рубинштейна ещё совершенно молодым человеком и всегда говорил о том, какой это талантливый пианист. Живя в Калифорнии, Сергей Васильевич решил купить там небольшой дом. Он уже год или два говорил, что ему пора прекратить концертные поездки, выступать в концертах только изредка и заниматься главным образом сочинениями. Мы скоро нашли на Эльм Драйв 10 в Беверли-Хиллсе подходящий двухэтажный дом с палисадником при входе и небольшим садом позади дома. Перед домом - три больших дерева. Во дворе - гараж. Над гаражом мы решили построить небольшую изолированную от внешнего шума студию для занятий Сергея Васильевича. На первом этаже дома была прихожая, столовая, гостиная, кабинет Сергея Васильевича с небольшим балконом, комната для прислуги и кухня. На втором этаже была спальня с большим балконом, выходящим в сад, будуар и две другие спальни. Сергей Васильевич сам пошёл к декоратору, заказав у него драпировки, сам выбрал необходимую мебель; часть купленного была доставлена немедленно, остальное должно было быть доставлено к весне 1943 года. Перед отъездом из Калифорнии мы пробыли в нашем новом доме два дня и получили на новоселье много цветов от друзей. Я не верю в предчувствие, но мне не хотелось переезжать в этот дом и не хотелось уезжать из Нью-Йорка. В эти два дня, проведённых в нашем новом доме, я не могла отделаться от мрачных мыслей. В октябре мы вернулись в Нью-Йорк, и Сергей Васильевич начал вскоре свой ежегодный концертный сезон. Он скоро заметно осунулся и похудел. Он часто говорил мне во время поездки: «Си-и-л у меня нет». Меня это страшно беспокоило... В конце ноября мы были проездом в Чикаго. Там у нас был знакомый доктор, которого я просила рекомендовать нам хорошего специалиста по внутренним болезням, чтобы исследовать состояние здоровья Сергея Васильевича. Эти два врача занялись вместе исследованием его, и из присланного ими в Нью-Йорк отчёта было ясно, что ничего плохого они не нашли. Рождество мы, как всегда, провели дома. По утрам, в это время у Сергея Васильевича сильно першило в горле, и он довольно сильно кашлял. Так как от куренья у него это бывало и раньше, я не особенно беспокоилась, но всё же настояла на том, чтобы он опять пошёл к доктору. И этот врач не нашёл ничего угрожающего. Первого февраля 1943 года, двадцать пять лет спустя после приезда в Америку, мы приняли американское гражданство. Нам пришлось, конечно, держать экзамен; мы подготовились к нему, нас приняли не в очередь, и всё прошло хорошо, хотя я запнулась на каком-то лёгком вопросе. На другой день мы выехали опять на вторую половину концертного турне. 11 февраля Сергей Васильевич играл в Чикаго под управлением Стока Первый концерт Бетховена и свою Рапсодию. Зала была переполнена, и при выходе Сергея Васильевича оркестр встретил его тушем, а вся публика встала, приветствуя его. Играл он чудесно, но чувствовал он себя плохо, жаловался на сильные боли в боку. Мы опять вызвали знакомого русского врача, чтобы поговорить с ним о недомогании Сергея Васильевича. Боль в боку доктор объяснил перенесённым Сергеем Васильевичем сухим плевритом, что меня очень удивило, так как я знала, что у Сергея Васильевича плеврита никогда не было. «Я ясно слышу, что у Вас был плеврит», - настаивал доктор. Он советовал Сергею Васильевичу отменить предстоящие концерты и, зная, что мы попадём во Флориду, надеялся, что Сергей Васильевич, полежав и отдохнув на солнце, станет чувствовать себя лучше. Но до Флориды Сергею Васильевичу надо было дать два концерта в Луисвилле и Ноксвилле, которые ему пришлось отменить перед рождеством из-за ожога пальца. Отменив тогда по необходимости концерты, он хотел исполнить данное им местному менеджеру обещание, что он даст эти концерты в феврале. Сергей Васильевич не любил «подводить» местных агентов. Я умоляла его отказаться от этих двух концертов, но он опять повторял свою любимую фразу: «Ты меня возить в кресле не будешь, кормить голубей, сидя в кресле, я не буду, лучше умереть». И вот эти два концерта он играл уже совсем больной. Ему было больно двигаться. Нужна была вся сила его воли, чтобы выдержать эти концерты. На концерт в Луисвилл приехал Л.Э.Конюс - товарищ Сергея Васильевича по консерватории, с которым он учился по композиции у Аренского. Это была их последняя встреча... Отделавшись от этих двух концертов, Сергей Васильевич согласился отказаться от всех остальных и ехать прямо в Калифорнию в свой новый дом. Выехав утром из Нью-Орлеана в Калифорнию, в пути Сергей Васильевич во время кашля заметил появившуюся кровь из горла. Мы оба сильно испугались. Я немедленно уложила его на кушетку и давала глотать кусочки льда. Мы послали телеграмму Феде Шаляпину в Калифорнию с просьбой встретить нас на вокзале в Лос-Анджелесе и предупредить доктора Голицына о нашем приезде. Кроме того, конечно, телеграфировали дочери Ирине о случившемся. В поезде же мы получили ответ от неё. Она говорила с главным врачом больницы Рузвельта в Нью-Йорке, который телеграфировал своему коллеге в госпиталь Лос-Анджелеса, прося его встретить Сергея Васильевича на вокзале и поместить в госпиталь. Ирина умоляла нас последовать совету врача и со станции немедленно ехать в госпиталь. Когда мы приехали, наконец, в Лос-Анджелес, нас встретили Федя Шаляпин и Тамара Тамирова, захватившие кресло для передвижения. Тут же стоял ambulance (машина скорой помощи) для перевозки Сергея Васильевича в госпиталь и доктор, извещённый Ириной телеграммой о времени нашего приезда. Мы все так уговаривали Сергея Васильевича ехать прямо в больницу, что он, в конце концов, подчинился нашим просьбам. В больницу мы попали около 12 часов ночи. Комната его была готова, его раздели и уложили в постель, а я уехала домой. Дома я застала Федю и Тамирову, приехавших туда прямо с вокзала, и доктора Голицына. Консилиум должен был состояться на другой день утром. Утром я помчалась в госпиталь. Три врача осматривали Сергея Васильевича. Их внимание было обращено главным образом на небольшие опухоли, появившиеся на лбу и на боку. Были опухоли и в других местах. Доктора настаивали на необходимости вырезать часть опухоли для анализа. Сергей Васильевич категорически от этого отказался. Когда врачи вышли в коридор, где я дожидалась конца консилиума, я остановила главного врача и спросила его о результатах осмотра. Доктор на ходу - мне казалось, что он хотел уйти незамеченным, - сказал мне, что ничего ещё нельзя сказать определённого. Вероятно, для врачей было уже тогда ясно, что у Сергея Васильевича рак. Сергей Васильевич всё настаивал, чтобы его отпустили домой. Всё же он пробыл в госпитале ещё день или два. Приехавший к нему Голицын осмотрел его, уверил его, что его скоро отвезут домой, обещал пригласить для ухода за ним русскую сестру милосердия, и что он дома будет лечить по-своему. Дома была уже заказана постель для Сергея Васильевича с поднимающимся изголовьем и для согревания лампа с красным светом. Приехавшая сестра милосердия, Ольга Георгиевна Мордовская, оказалась очень милым и хорошим человеком. Наконец, на амбулаторной машине Сергея Васильевича привезли домой. Мы уложили его на новую постель, грели красным светом и смазывали опухоли ихтиоловой мазью. На другой день его переезда домой приехала из Нью-Йорка Ирина, через неделю сестра Соня, а за ней и Чарльз Фоли, который очень нам помог в эти страшные дни. Ещё в госпитале, когда совещавшиеся доктора ушли, Сергей Васильевич поднял свои руки, посмотрел на них и сказал: «Прощайте, мои руки». Дня через два или три Сергей Васильевич почувствовал себя несколько лучше и даже захотел посидеть в кресле. Мы посадили его около окна, и он начал раскладывать пасьянс. Мы воспряли духом. Но скоро Сергей Васильевич устал и предпочёл свою постель. У него не было ни малейшего аппетита. Ирина готовила ему пищу, но он смотрел на еду с отвращением, и с трудом удавалось уговорить его проглотить ложку-две какого-нибудь супа. Жаловался он только на боль в боку. Сестра милосердия продолжала согревать его опухоли красным светом, но это уже не приносило облегчения. Появился кашель, мешавший ему спать. Я не выходила из его комнаты ни днём, ни ночью, спускаясь вниз минут на пять к обеду и завтраку. В 8 часов мы тушили свет и давали ему прописанную врачами снотворную пилюлю. Когда Сергей Васильевич заметил, что здоровье его не улучшается, он захотел позвать ещё одного врача для совета. По рекомендации Т.Тамировой мы пригласили профессора Мура (я не помню в точности его имени). Он настоял на том, чтобы вырезать часть одной из опухолей для анализа, убедив Сергея Васильевича, что это не будет болезненной операцией. Несмотря на местную анестезию, Сергей Васильевич сильно стонал. Профессор обещал сообщить результаты анализа на другой день, что он и сделал, сказав мне откровенно, что у Сергея Васильевича рак, что никакой надежды на выздоровление нет. На мой вопрос, как долго это может продолжаться, он ответил, что это форма молниеносного рака, что у молодых людей болезнь протекает очень быстро, а у пожилых людей болезнь затягивается иногда на месяцы. Профессор пытался утешить меня, что при помощи морфия Сергей Васильевич не будет сильно страдать. Уколы эти делались три раза в сутки, малейшая доза была достаточна, чтобы привести его в спокойное состояние. Мы так боялись, что Сергей Васильевич догадается о своём положении, что умолили профессора сказать ему, что у него воспаление «нервных узлов». Профессор исполнил нашу просьбу. Придя к Сергею Васильевичу, я сказала ему: «Видишь, какая у тебя редкая болезнь». - «Ну что же, значит, надо терпеть», - ответил он мне. Сергей Васильевич мог быть таким скрытным, что меня и теперь всё мучает вопрос, знал ли он, что умирает, или не знал? Не могу забыть, до какой степени была мучительна мысль, что я должна желать ему скорой смерти, я, которая так его любила. Сергея Васильевича приходили навещать многие из наших друзей: Федя Шаляпин, Тамировы, Горовиц с женой и другие. Но болезнь быстро шла вперёд, и скоро, кроме Феди, к нему уже никого не пускали. Так как Сергей Васильевич не выносил, когда у него отрастали волосы, то он попросил Федю остричь его, как всегда, под машинку. Как-то в полусне Сергей Васильевич потребовал, чтобы доктор приезжал к нему каждый день, и мы, чтобы он не подумал, что его положение так тяжело, просили доктора Голицына исполнить его желание. За всё время своей болезни Сергей Васильевич улыбнулся только один раз, когда мы по его просьбе помогали ему сесть в постели, обкладывая его со всех сторон подушками, и поддерживали его. Ирина спросила его, чему он улыбается. «Наташа не хочет, чтобы кто-нибудь трогал меня, кроме неё», - ответил Сергей Васильевич. Болезнь прогрессировала так быстро, что даже посещающий его ежедневно доктор Голицын был удивлён. Есть Сергей Васильевич уже совсем не мог. Начались перебои в сердце. Я просила доктора сказать нам, когда следует причастить Сергея Васильевича. Как-то в полузабытьи Сергей Васильевич спросил меня: «Кто это играет?» - «Бог с тобою, Серёжа, никто здесь не играет». - «Я слышу музыку». В другой раз Сергей Васильевич, подняв над головой руку, сказал: «Странно, я чувствую, точно моя аура отделяется от головы». 26 марта доктор Голицын посоветовал вызвать священника для причастия. Отец Григорий причастил его в 11 часов утра (он же его и отпевал). Сергей Васильевич уже был без сознания. 27-го около полуночи началась агония, и 28-го в час ночи он тихо скончался. У него было замечательно покойное и хорошее выражение лица. Люди из похоронного бюро быстро увезли его утром, а затем перевезли в церковь. Это была чудная маленькая церковь «Иконы Божьей Матери Спасения Погибающих» где-то на окраине Лос-Анджелеса. Вечером была первая панихида. Собралось очень много народу. Церковь была полна цветами, букетами, венками. Целые кусты азалий были присланы фирмой «Стейнвей». На отпевание мы привезли только два цветочка из нашего сада и положили их на руки Сергея Васильевича. Гроб был цинковый, чтобы позднее, когда-нибудь, его можно было бы перевезти в Россию. Хорошо пел хор платовских казаков. Они пели какое-то особенно красивое «Господи, помилуй». Целый месяц после похорон я не могла отделаться от этого песнопения. Священник сказал очень хорошее слово, потом мы простились, и Ирина и сестра увезли меня домой. Я не могла смотреть на то, как запаивали гроб. Мне нельзя было уехать домой в Нью-Йорк ещё в течение целого месяца из-за разных формальностей. Гроб Сергея Васильевича был временно помещён в городской мавзолей. В конце мая мы с Ириной вернулись в Нью-Йорк, и нам удалось скоро купить на кладбище в Кенсико участок земли для могилы Сергея Васильевича. Похороны состоялись первого июня. Служил митрополит Феофил, пел большой русский хор. На похороны приехало очень много народа - музыканты, друзья, русские и американские поклонники Рахманинова, были и представители Советской России, приехавшие из Вашингтона. Фоли удалось устроить для удобства публики, приехавшей на похороны, специальный вагон, который был прицеплен к поезду. На могиле, у изголовья, растёт большой развесистый клён. Вокруг вместо ограды были посажены хвойные вечнозелёные кусты, а на самой могиле - цветы. На могиле большой православный крест под серый мрамор. На кресте выгравировано по-английски имя, даты рождения и смерти Сергея Васильевича.После смерти Сергея Васильевича Музыкальное общество ASCAP (American Society of Composers, Authors and Publishers) устроило в начале июня большой концерт памяти Рахманинова. Так кончилась моя совместная жизнь с самым благородным, талантливым и дорогим мне человеком».

Сергей Рахманинов был похоронен недалеко от Нью-Йорка на русском кладбище в Кенсико.

У него остались прекрасные дочери, трепетно и бережно сохранявшие память о своем отце. Ирина получила образование в Америке, окончив колледж и в совершенстве овладев английским и французским языками. В 20-30-е годы XX века жила в Париже. Здесь в 1924 году Ирина вышла замуж за князя Петра Григорьевича Волконского, художника, сына эмигранта. Семейное счастье было недолгим, через год Волконский скоропостижно скончался в возрасте 28 лет.

Татьяна получила образование в Америке, окончила гимназию в Нью-Йорке, и с 1930-х годов жила в Париже, где вышла замуж за сына известного музыкального педагога, скрипача и композитора, учившегося вместе с Рахманиновым в Московской консерватории Бориса Конюса. У Татьяны и Бориса родился сын, Александр. Во время Второй мировой войны Татьяна жила в Париже. В 1930-е и 1940-е годы Татьяна следила за имением родителей в Швейцарии, и впоследствии наследовала его.

Александр Рахманинов-Конюс - единственный внук великого композитора. Имение Сенар в Швейцарии впоследствии стало принадлежать ему. Он наследник архива, автографов и писем Рахманинова. Он организовывал конкурсы имени Рахманинова в России и Рахманиновские торжества в Швейцарии.

Наталья Рахманинова оставила трогательные и нежные воспоминания о своем муже, в которых рассказала о своей семье, жизни вен Родины и друзьях, которые помогали и поддерживали их семью: «Это был благородный, добрый, исключительно честный и прямой в своих суждениях человек. Он был очень строг не только к другим, но требовал и от себя того же, что и от других. Сергей Васильевич не боялся говорить самую жестокую правду другим в лицо, что нередко приводило меня в изумление и смущение. Он был очень нетерпелив, и если надо было что-нибудь сделать, то он хотел, чтобы это было исполнено немедленно. Сергей Васильевич был необычайно аккуратен. Ни на поезда, ни на концерты, ни на приглашения в гости никогда не опаздывал. Никогда не делал из себя гранд-сеньора, заставляющего себя ждать. Был скромен в разговорах и поведении, но держал себя с достоинством. Не думаю, что он когда-либо забывал нанесённую ему обиду, хотя никогда не говорил о ней потом. Если он действительно был очень рассержен, то голос его прерывался и выражение лица становилось страшным. Я всегда могла судить о его настроении по его лицу, которое ничего не умело скрывать, главное - по выражению его губ, которые я шутя называла барометром его восприятий и настроений. Голос у него был очень низкий, глухой, однотонный. Говорил всегда очень тихо, так что я часто замечала, что люди, видевшие его в первый раз, прислушивались, стараясь понять, что он говорит… Азартных игр Сергей Васильевич не любил и никогда в них не играл. Когда мы были с ним в Монте-Карло, то он и в рулетку не играл. Пошёл только раз, да и то из-за меня. Я непременно хотела попробовать свою удачу. Он заранее решил поставить на три номера, как-то вычислив их из года, когда был написан его Второй концерт, и выиграл на все три номера несколько тысяч франков. А я всё время проигрывала. Когда настало время обеда, я отказалась уходить. Он ушёл вместе с Фоли, который был с нами, а я осталась проигрывать дальше. По вечерам после занятий Сергей Васильевич любил раскладывать пасьянсы или старался складывать картинку, распиленную и разрозненную на небольшие куски. Сергей Васильевич любил иногда ходить в кино, но не выносил пошлости и вообще немедленно уходил домой, если картина была не по его вкусу. Раз мы смотрели с ним фильм «Франкенштейн». В самом начале там показывают могилу и крест. Как только он это увидал, так я услыхала: «Ты оставайся, а я уйду». Мне кажется, что больше всего он любил смешные движения и смеялся до слёз, например, когда Чарли Чаплин изображал человека, первый раз катающегося на коньках. Он очень любил добродушно поддразнивать людей, преимущественно дам. В особенности доставалось А. Ф. Грейнер. Он уверял присутствующих о её увлечении каким-нибудь второстепенным артистом, игру которого она в присутствии Сергея Васильевича давно критиковала, и чем больше она возмущалась его выдумкой, уверяя присутствующих, что это неправда, что артист ей совсем не нравится, тем больше он смеялся и радовался. Сергей Васильевич часто старался избегать фотографов, которые преследовали приезжавших и уезжавших артистов в Америке и Европе, и дома, и в отелях, и в концертах. Он сердился, когда снимающий его фотограф просил его принять какую-нибудь вдохновенную или задумчивую позу. В смысле еды Сергей Васильевич был неприхотлив. Он очень любил русскую кухню, пельмени, блины, пироги с капустой, вареники со сметаной, любил леща с кашей, раков, но главным образом он обожал кофе. Был готов пить кофе со сливками круглые сутки. Как я его, бедного, мучила, когда доктора посоветовали было заменить настоящий кофе так называемым «санка». От этого напитка он категорически отказывался и сердился, если мы пытались его обмануть. Любимым развлечением Сергея Васильевича в детстве было летом плаванье, а зимой коньки. В молодости - верховая езда. Он очень хорошо и красиво сидел на лошади, вообще любил лошадей. Он побаивался собак и в то же время обожал своего красавца леонберга Левко. Позже было увлечение автомобилями и моторными лодками. Последние три-четыре года в России он не на шутку увлёкся сельским хозяйством. Разговоры в Ивановке шли только о пахоте, веялках, плугах, сноповязалках, посеве, полке, молотьбе и пр. Увлечение это было прервано революцией».

О Сергее Рахманинове был снят документальный фильм.

Your browser does not support the video/audio tag.

Текст подготовлен Татьяной Халиной

Использованные материалы:

Н.А. Рахманинова «Воспоминание о С.В. Рахманинове

1 апреля 1873 года – 28 марта 1943 года